Анатомия обмана
Шрифт:
Таращусь на две огромные сумки, расстёгнутые наполовину, и не решаюсь что-нибудь с ними сделать.
Мне всё вернули: деньги, телефон, даже сумки, которые мне собрала мать. Почти всё… Ещё бы кто-то вернул мне нормальную жизнь и мою семью.
– Ань, можно? – выводит из мысленного потока голос Макса.
Сама виновата. Нужно было закрыть за собой дверь, а не плестись, как болванчик к сумкам, которые мужчина всей моей жизни оставил рядом с кроватью.
Смотрю на него минуту. Молчу, рассматривая мужчину со всех сторон, без стеснения и стыда. Да и были
– Ань? – зовёт он, тепло улыбаясь.
С трудом сдерживаю стон. Киваю.
Как так получилось, что вся моя жизнь наперекосяк? Хотела быть с Максом, жить с ним под одной крышей, дышать им, жить им – пожалуйста. Всё сбылось, но каким-то извращённым образом. Совсем не так, как я хотела.
– Входи, конечно. Это твой дом.
– Но комната твоя. – всё так же улыбается он, переступая порог. – Ты же понимаешь, что это ничего не значит? – кивает на сумки у моих ног.
– Не понимаю. Она меня просто выставила из дома.
– После случившегося, вполне очевидно, что ты домой не вернёшься, а ходить в чём-то нужно. Это ведь забота. Не грузись.
Хах. Вот ты какой, Лядов младший? Видишь в людях только хорошее? И почему же я тебе не верю?
– После случившегося было бы вполне очевидно поступить иначе – выставить эту мразь, а не меня. – ухмыляюсь, искоса наблюдая за растерянностью Макса. – Видимо, очевидное… это просто не про меня. Забей. Я справлюсь. Я не стану разбирать вещи, Макс. Завтра попробую найти и снять себе комнату. Деньги у меня опять есть, так что не вижу причин доставлять вам неудобства.
– Не понял? – он выглядит искренне изумлённым. – Зачем это всё? Ты можешь жить здесь столько, сколько тебе нужно. Ты никому не доставляешь неудобств. К тому же… – он враз светлеет, широко улыбаясь, – Ну куда же ты пойдёшь в свой день рождения?
Хочу сказать хоть часть правды, но язык не поворачивается. Всему виной треклятая искренность Максима. Как ему такому сказать, что Лядовым пора выйти из игры? Как признаться, что я столько лгала за прошедшие сутки, что такого количества лжи не наберётся и за все мои почти восемнадцать лет? Как обвинить его с отцом в недоверии, если я об их подозрениях, по идее, и знать не должна?
Много лжи. Слишком много обмана для одних суток.
– А если я скажу, что ничего не забыла? – рвано выдыхаю, отводя взгляд в сторону. Я нуждаюсь в правде. Хотя бы её части, чтоб не растерять себя, в бою со зверем. – Стоит ли так издеваться над чувствами маленькой девочки? – невольно губы трогает язвительная ухмылка.
Конечно, маленькая. Ну а какая ещё? Как кому-то можно доказать, что возраст – просто цифра? Да, она обязывает. Да, бывает уголовно наказуемой. Да, на законных основаниях ограничена. Да, нелепа и мала… Но это цифра. Просто цифра. Она ничего не может рассказать о моей душе, о моих чувствах и желаниях. Она не характеризует
Я всё понимаю. Сама. Сама всё понимаю, а в груди щемит с каждым разом, как я мысленно возвращаюсь к нему в объятия. Я всё испортила. Наверное, стоило сразу сказать, сколько мне лет и… посмотреть, как любовь всей моей жизни уходит, не подарив мне ни одного похода в кино, забега в кафе, долгих разговоров в его машине у моей калитки…
– Аня, это не смешно. – нервно выпаливает Лядов.
– А кто смеётся?
Оборачиваюсь к нему, перехватываю его взгляд и с дрожью в голосе выдыхаю:
– Что? Малолетка не должна любить? Это тоже неправильно и уголовно наказуемо, Макс?
– Мне двадцать шесть лет, Аня. – обескураженно шепчет он, отступая к распахнутым дверям.
Пятится, будто загнанный зверь, отнюдь не из семейства хищников.
– А мне завтра восемнадцать. Всё? Обмен очевидным закончился?
– Восемь лет…
– Ты сейчас про срок или про нашу разницу в возрасте? – ухмылка искажает моё лицо. Я не могу ничего с собой поделать. Внутри всё дрожит, будто я уже целую вечность болтаюсь над пропастью на каком-то уступе или канате. – Я люблю. И мне не стыдно. – пожимаю плечами, видя его испуганный взгляд, и спешу отвернуться.
Довольно на сегодня откровений. Да и не хочу видеть, как он уходит. Снова.
И почему мне кажется, что его уход вновь окажется побегом… от меня?
Хочу отвлечься и лезу в сумки. Мне банально не хватает зубной пасты и щётки. У Лядовых я стесняюсь спросить или попросить, каким бы глупым это ни было.
Я знаю, что наглость – второе счастье, но не моё, не в моём случае. В моём случае, Макс Лядов – моё второе счастье. Первое – моя семья.
В боковом кармашке находится коробка с парфюмированным мылом, мой шампунь и моя зубная щётка. Я не знаю, радоваться мне находке или огорчаться.
Снова ухожу в себя, перебирая руками добытые предметы, и незаметно для себя ковыряю полуобломанными ногтями коробочку. Она раскрывается. Деньги и кусочек мыла выскальзывают мне на колени.
Что это?
Не веря своим глазам, я разворачиваю две пятитысячные купюры, сложенные раз в пять, и долго на них смотрю.
«Как это понимать? Ты всё ещё любишь меня и заботишься обо мне, мама?» – думаю, глядя немигающим взглядом на десять тысяч, что были спрятаны в коробочке с мылом и две огромные сумки в моих ногах.
***
– Куда ты собрался на ночь глядя? – отец требует ответов, которых у меня нет.
Мне некуда толком идти, но я обязан покинуть этот дом.
– Сниму номер в гостинице. – говорю первое, что приходит на ум.
– Что происходит, Максим?
Я и сам уже ничего не понимаю.
Около недели назад я, кажется, и думать забыл о девочке с глазами цвета льда. Все мои мысли занимала Марина Вязеченко – моя девушка, невеста, почти жена. Точнее, наш разрыв.
Если бы можно было на расставания оставлять отзывы и баллы, я бы поставил нам высшую оценку. Два взрослых человека сели за стол, поговорили и пришли к общему решению.