Анатомия обмана
Шрифт:
– Ты справишься. – шепчет Макс, отступая от меня.
Мне остаётся только сделать шаг вперёд. Именно так я и поступаю, напоминания себе, что возврата уже нет. Я сожгла почти все мосты, что могли бы привести меня обратной дорогой, а те, что не сожгла, выжгу сейчас дотла. Я обязана.
Вхожу в светлый кабинет. Меня неприятно удивляет, что очень похож на комнату для настоящих допросов. Как в фильмах. Металлический стол. Металлические стулья с плоскими сиденьями. И… зеркало во всю правую стену.
– Ань…
Мама… Сердце останавливается. Она выглядит уставшей и измотанной. Под глазами залегли тени,
– Надеюсь, вас можно оставить наедине на пару минут? – ухмыляется следователь.
– Как же стыдно… – мать прячет лицо в ладонях, и я почти верю раскаянию, звучащему в её голове.
Но стоит дверям закрыться за Виталием Евгеньевичем, как все мои сожаления и стыд улетучиваются в один короткий вопрос:
– Девочка моя, зачем ты это делаешь?
Она не понимает…
Я не верю, что она не понимает. Не хочу в это верить.
– Ты знаешь, зачем. – сдержанно произношу я, поправляя фиксатор на шее.
Сажусь рядом с ней, упрямо глядя в стену напротив. Если честно, мне даже плевать, слушает ли кто-то сейчас наш разговор. Я не выдам себя ни словом.
– Не знаю. – всхлипывает в ладони мать. – Это же неправда, он никогда вас не бил. Что мне сделать, чтоб остановить всё это?
На миг она открывает лицо, ища мой взгляд заплаканными глазами, а я безжалостно произношу единственно верное:
– Сказать правду, мама. Просто скажи правду.
Глава 6
В какой-то момент я понимаю, что теряюсь. Просто путаюсь в датах, годах, побоях и обстоятельствах, когда отчим Ани её избивал. Я не мог себе представить, что слышать подобное будет так тяжело.
– Она врёт. – выдыхает отец, не сводя пристального взгляда с комнаты за стеклом.
– Кто?
Я уже ничему не удивлюсь. Прохор так насел на Аню, будто это она кого-то избивала годами.
– Вообще, обе. Но сейчас я имел в виду мать Анюты. С Аней всё понятно, она пытается её выгораживать.
Разворачиваюсь к отцу, вопросительно подняв брови:
– И с чего такие выводы.
Он хмыкает.
– Помнишь, Прохор заходил к нам в самом начале, когда озвучивал результаты экспертизы, оставив мать и дочь наедине?
Киваю, прекрасно помня, настороживший даже меня разговор.
Как там говорит папа обо мне? Пороху не нюхавший юнец?
– Зверева постоянно говорит с уточнениями. Это не прямой обман, Максим, но тревожный звоночек. Она десятки раз повторила: «Он не бьёт своих детей», «Он не мог этого сделать с Аней» и прочее, прочее, прочее… Знаешь, это как скрытый сигнал, что с кем-то другим он мог так поступить и кого-то другого он мог избить. Обычно такие женщины кричат, что их мужчины не обидят и мухи. Они более категоричны и непоколебимы, а эта… Что-то там есть.
– А Аня в чём мать выгораживает?
– Когда она думала, что они наедине и их никто не слышит, она попросила мать сказать правду. То есть, мать всё-таки была в курсе, каким способом её муж воспитывал неродную дочь. Но упорно продолжает это отрицать, давая показания.
Я не впечатлён.
– Я тоже это заметил. Но мы не сможем заставить девчонку потопить собственную мать. Пусть идёт как идёт.
Отец со мной согласен.
Звереву
Меня до зубного скрежета злит этот следователь. Я всё чаще ловлю себя на мысли, что он не мразь за решётку хочет посадить, любителя распускать руки на тех, кто не в состоянии дать сдачи, а уличить Аньку в обмане.
– Он всегда был таким конченым? – вырывается у меня, слыша его очередной вопрос.
– Ваша мать утверждает, что Зверев Валерий Александрович любил вас с сестрой одинаково. Равноценно вкладывался и равноценно занимался вашим воспитанием. Основным источником дохода в вашей семье был именно он. Не проще ли ему было бы вас куда-то сплавить, при такой неприязни, как вы утверждаете? Школа-интернат. Родственники по отцовской линии. – абсолютную херню несёт он.
– Девчонку сейчас рванёт. – хмыкает отец.
Перевожу взгляд на Аню. Грудь часто вздымается. Зрачки расширены. Глаза как блюдца. Незаштопанная бровь изогнута. Лицо стремительно краснеет.
– Виталий Евгеньевич, – цедит девчонка, – А вы от стула жопу открываете? Всегда здесь сидите и записываете то, что вам говорят все, кто к вам приходит?! – голос звенит злостью и высокомерием. – Кто меня обеспечивал? Я ушла из школы с девятого класса, получив аттестат. Сразу же устроилась работать в кафе, где и работаю по сей день! С тех пор и до этого самого дня я обеспечиваю себя сама! Воспитание? Вам мало ваших бумажек с освидетельствованием его воспитаний? Так давайте, тащите несколько пачек бумаги, я тоже вам расскажу массу всего интересного! А лучше сразу ноутбук! У вас же нормальный райотдел? Или до сих пор всё от руки и на тяп-ляп фиксируете?!
Горжусь этой девочкой. Вроде высказала всё следователю она, а горд я.
– Анечка, но ведь ты же сама так захотела. – лепечет её мать. – Ты ведь и шла туда на летнюю подработку.
– Мама! – рявкает Поплавская, отчего её длинные волосы взлетают вверх, вторя положению тела девушки, что вскакивает с места. – Я так тебя люблю! Так люблю тебя, мама! Но ты этого не понимаешь! Даже сейчас не понимаешь!
Фурия, вихрь, а не девчонка. Даже Прохор в шоке.
– Не ревнует ли она мать к отчиму и новой сестре? – бормочет отец, отвлекая меня от завораживающего зрелища.
– Ну таким способом вряд ли можно… – осекаюсь. До меня доходит, что отец имеет в виду.
– Если он сядет, то очень даже можно.
– Пап, ты чего? – смотрю на своего старика, сомневаясь в его благоразумии.
– Да ничего. Мысли вслух. – отмахивается он.
Я успокаиваюсь.
Всецело верю Ане. Мне плевать, кто и в чём сомневается.
Она любит свою сестру. Она вся побитая рвалась её спасать всего одну ночь назад. Она с ней играет. Проводит время. Милана улыбалась, увидев свою старшую сестру на парковке утром, когда мы выходили из райотдела и повстречались с её очень “приятной” бабкой.