Андрей Боголюбский
Шрифт:
12 декабря 1158 года Мстислав Изяславич со своими союзниками занял Киев. Всё добро Давыдовича и его людей — «товара много… золота и серебра, и челяди, и кони, и скота, и всё» — Мстислав забрал себе и отправил во Владимир-Волынский. Но сам княжить в Киеве он не собирался, поскольку права на этот город по праву старейшинства принадлежали его дяде, князю Ростиславу Мстиславичу Смоленскому. Ростислав согласился занять киевский стол, однако выставил непременное условие: Киев и киевскую митрополичью кафедру должен был покинуть Климент Смолятич, приведённый Мстиславом с Волыни. Мстислав, в свою очередь, не соглашался видеть на митрополии грека Константина («зане клял ми отца»). В результате долгих и трудных переговоров князья целовали крест на том, что ни одного из претендентов на кафедру в Киев не впускать, но «иного митрополита привести им ис Царягорода». 12 апреля 1159 года, в самый день Пасхи, князь Ростислав Мстиславич вступил наконец на киевский стол. Киевляне встречали его с ликованием — как внука любимого ими Мономаха, сына Мстислава Великого и брата Изяслава Мстиславича. Казалось, с его вокняжением безвременью и смуте будет положен конец.
Но не тут-то было. Изяслав Давыдович не смирился ни с потерей Киева, ни с утратой «отчего» Чернигова, который
Сражение за Чернигов получилось ожесточённым. Враждующие рати разделяла река Десна: «…бьяхуся с ними о реку… крепко: они на коних, а ини в насадех (речных судах. — А. К.) ездяче, и не пустиша е (их. — А. К.) черес реку». Между тем половцы Изяслава Давыдовича опустошали черниговские волости: «…и стоявше, велику пакость створиша, сёла пожгоша, люди повоеваша». Ольговичи запросили у Ростислава Мстиславича подмогу, и тот откликнулся на их просьбу. Узнав об этом, Изяслав отступил; за ним была снаряжена погоня, однако настигнуть его Ольговичам не удалось. Святослав велел распустить войско. Давыдович же по-прежнему пребывал в готовности к войне. В Чернигове у него имелись осведомители; от них-то князю и стало известно о том, что войска из Чернигова выведены, а главное — что Святослав Ольгович серьёзно занемог. Воспользовавшись этим, Изяслав «вборзе, сгадав с дружиною, пойма ротники своя», то есть тех же половцев, и «изъездом» устремился к Чернигову. Но и на этот раз расчёт его оказался неверным. Превозмогая болезнь, Святослав собрал войско; вернулись к нему и союзники, не успевшие далеко отойти от города. Берендеи и «молодшая» (то есть младшая) дружина неожиданно ударили по половцам и нанесли им серьёзный урон: «много их избиша, а другыя руками изоимаша (то есть взяли в плен. — А. К.) и люди отполониша своя, иже бяху половци поймали». Половцы бежали прочь. Вслед за ними пришлось отступить и Изяславу. «Убоявся», он переправился обратно за Десну и, преследуемый противными ему князьями, ушёл в Вятичскую землю, а затем ещё дальше — к Вщижу, городу на Десне, километрах в сорока выше Брянска по течению реки, где сидел на княжении его племянник Святослав Владимирович (тот самый «пасынок» Башкорда). Половцы, всегда готовые поживиться за счёт бесконечных княжеских раздоров, по-прежнему стекались к нему на зов. В начале зимы, мстя Ростиславу, Изяслав принялся разорять смоленские пределы: «и тамо много зла створиша половци», захватив в полон более тысячи христианских душ, а ещё больше перебив. Но всё это не могло оказать решающего воздействия на ход войны. Тем более что Святослав Ольгович — опять же при поддержке киевского князя Ростислава Мстиславича и других союзных ему князей — выступил к Вщижу, ставшему главным оплотом Давыдовичей в Подесненье.
Тогда-то в поисках союзника Изяслав и обратил свои взоры в сторону князя Андрея Юрьевича Боголюбского — едва ли не единственного из русских князей, кто оставался в стороне от конфликта и в то же время обладал достаточной силой для того, чтобы оказать Давыдовичам существенную поддержку. Старая вражда с Суздальским княжеским домом была забыта; напротив, теперь Изяслав должен был вспомнить о союзе, некогда заключённом им с отцом Андрея Юрием Долгоруким и скреплённом браком его дочери с Глебом Переяславским. Прямо из смоленского похода — благо расстояние позволяло — он заслал к Андрею новых сватов, «испрашивая» у него дочь в жёны своему племяннику Святославу Владимировичу, а заодно «испрашивая» и «помочь», то есть войско для защиты того же Святослава, уже осаждённого князьями во Вщиже. И Андрей, который внимательно следил за всем происходящим в Южной Руси, согласился на обе просьбы Изяслава Давидовича [35] . Тогда же, зимой, он отправил к Давидовичу своего сына, юного Изяслава, «со всим полком своим», а также «муромскую помощь», то есть полки своего союзника муромского князя Владимира Святославича.
35
Даже несмотря на то, что его дочь приходилась троюродной сестрой жениху, так что с канонической точки зрения брак между ними выглядел несколько сомнительно. (См.: Литвина А. Ф., Успенский Ф.Б. Внутридинастические браки между троюродными братьями и сестрами в домонгольской Руси // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2012. № 3 (49). С. 47–53.)
Что стояло за этим решением Андрея Боголюбского? Насколько точно просчитал он все варианты развития событий, все возможные последствия своего вмешательства в конфликт южнорусских князей? Что мог дать ему союз с Изяславом Давидовичем — давним противником его отца? Ведь враг Изяслава, князь Святослав Ольгович, находился в свойстве с Андреем Боголюбским, чья сестра была замужем за его сыном Олегом. В прежних войнах Святослав Ольгович проявил себя как наиболее последовательный и стойкий союзник Юрия Долгорукого; Изяслав же, напротив, был известен неумением держать слово, соблюдать крестное целование. Почему же Андрей всё-таки поддержал его? Ответов на эти вопросы у нас нет. Но рассуждая о причинах, по которым Андрей пошёл на союз с Давидовичем, можно, пожалуй, вспомнить о том, что в прежних войнах Андрей показал себя решительным противником кровопролития и войны вообще. («Се коль добро, еже жити братие вкупе!» — говорил он когда-то отцу словами библейского псалма.) Готовность к миру он подтверждал и делами, всегда выступая за мирное решение междукняжеских споров. Так, может быть, и теперь его вмешательство в конфликт отнюдь не означало его действительной готовности к войне, к пролитию крови? Может быть, он вмешивался в конфликт для того, чтобы погасить, уладить его? Но даже если так,
Между тем у Вщижа собрались почти все участники этой затяжной войны. Вместе со Святославом Ольговичем здесь были его сын Олег, оба его племянника Всеволодовича, Святослав и Ярослав, князь Рюрик Ростиславич с киевским полком, его брат Роман Ростиславич со смолянами, полки из союзного Ростиславичам Полоцка и галичане во главе с прославленным воеводой Константином Серославичем. Осада продолжалась уже пять недель. И лишь известие о том, что сын Андрея «с силою многою ростовьскою» движется к городу, заставило князей пойти на мировую. Примечательно, что Ипатьевская летопись содержит два независимых рассказа о событиях у Вщижа{92}. По одной версии, присутствующей также и в Лаврентьевской летописи и, очевидно, имеющей ростовское происхождение, князья согласились на мир со вщижским князем, «убоявшеся» Андреевича. В другой версии рассказа имена Андрея и его сына не упоминаются. Простояв пять недель возле города, сообщает автор (очевидно, излагающий события с точки зрения Святослава Ольговича), князья «створиша» мир, «и на том целова хрест Володимиричь (Святослав. — А. К.) к Святославу (Ольговичу. — А. К.), яко имети ему его в отца место и въ всей воли его ему ходите». Это, скорее, напоминает капитуляцию вщижского князя. Но так ли было на деле? И не выдаётся ли здесь желаемое за действительное? Ведь ранее, в первой версии рассказа, тот же летописец утверждал, что Святослав Владимирович признал «отцем своим» будущего тестя — Андрея Боголюбского!
Так или иначе, но вмешательство Андрея действительно положило конец войне. С его стороны не было пролито ни единой капли крови: одна лишь демонстрация силы заставила противников поспешить с заключением мирного договора. Оба Изяслава — и старший, Давыдович, и младший, Андреевич — повернули свои полки: Изяслав Давыдович направился в «Вятичи», а сын Андрея Боголюбского — к отцу, в Суздальскую землю. большую часть пути князья проделали вместе. По пути, в Волоке (предшественник нынешнего Волоколамска), на стыке новгородских, смоленских и суздальских владений и поблизости от вятичских городов Изяслава Давидовича, Андрей Боголюбский встретился со своим сватом и новым союзником. По всей вероятности, здесь же, в Волоке, он расстался со своей юной дочерью, которая направилась для совершения бракосочетания во Вщиж, к племяннику Изяслава Святославу [36] .
36
По сведениям В.Н. Татищева, свадьбу «с веселием многим» сыграли в каких-то Вереищах (Татищев предполагал даже, что речь идёт о Верее — городе на Протве, на западе нынешней Московской области); см.: Татищев. Т. 4. С. 257 (первая редакция); Т. 3. С. 70 (вторая редакция, с дополнительными подробностями; здесь же приведено и имя Андреевны — Ростислава, а в т. н. Воронцовском списке второй редакции добавлено известие о том, что тогда же Андрей «град на реке Ламе», т. е., надо понимать, Волоколамск, строил). Упомянутые Вереищи — скорее всего, не что иное, как испорченное название города Вщиж, где сидел Святослав Владимирович (ср., напр., в Никоновской летописи: ПСРЛ. Т. 9. С. 216). Отметим, кстати, что две версии одного и того же рассказа Ипатьевской летописи об осаде Вщижа бьши восприняты Татищевым как рассказ о двух осадах города: во второй раз князья якобы приступили к нему, узнав об уходе Изяслава Давыдовича и Андреева сына; тогда-то Святослав Владимирович и заключил с ними мир на их условиях.
Волок Дамский не случайно был выбран Андреем для «съезда» (встречи) с Изяславом Давидовичем. Это главная перевалочная база и узловой центр новгородско-суздальской торговли. Волок считался новгородским владением, однако представлял собой своеобразный анклав внутри Суздальской земли, и суздальские князья нередко претендовали на него, а Андрей, как видим, добился того, что город перешёл в его руки. Но, как оказалось, Андрей имел виды не только на Волок, но и на сам Великий Новгород, в котором со времён его отца Юрия Долгорукого не раз правили князья из Суздальского дома. Впрочем, о том, что происходило в те годы в Новгороде, и о новгородских заботах князя Андрея Боголюбского стоит поговорить отдельно.
Младший брат Боголюбского князь Мстислав Юрьевич покинул Новгород в начале 1157 года в результате «которы», то есть беспорядков, вспыхнувших в городе. Дело едва не дошло до кровопролития. В тот самый день, когда Мстиславу удалось бежать, в город вступили сыновья князя Ростислава Мстиславича Смоленского Святослав и Давыд, а спустя три дня явился и сам Ростислав, который окончательно пресёк мятеж; «и не бысть зла ничтоже», как с облегчением констатирует новгородский летописец.
Ростислав прокняжил в городе немногим более года. События вокруг Киева требовали его присутствия в Смоленске. Летом или в начале осени следующего, 1158 года он вместе с супругой вернулся домой, оставив в Новгороде двух своих сыновей: на новгородском столе — Святослава, а в Новом Торгу (нынешний Торжок) — Давыда, который ранее однажды уже сидел в Новгороде. Нельзя сказать, что это пришлось по душе новгородцам, которые хотели бы видеть своим князем именно Ростислава, а не его сыновей, во всём зависимых от отца. К тому же присутствие в Новгородской земле сразу двух князей не могло не показаться им обременительным — и потому, что расходы на княжескую администрацию составляли важную статью городского бюджета, и потому, что с двумя князьями договариваться всегда труднее, чем с одним, и потому, что присутствие отдельного князя в Новом Торге таило в себе угрозу для целостности Новгородской земли.