Ангел-хранитель
Шрифт:
Доктор Бородин радовался, как ребенок.
– Ты видишь, Люся! – теребил он сестру. – Разве это не чудо? Может, конечно, и внушенное свыше, но все же чудо человеческой мысли! Никаких тебе курьеров, депеш, долгих поездок! И в деле розыска преступников совершенно незаменимая вещь! И ведь уже показал себя: без радиотелеграфа ускользнул бы убийца Криппен.
– Да, я согласен, – кивнул Петрусенко. – Не будь изобретено радио, Криппен и его любовница спокойно добрались бы до Соединенных Штатов и бесследно бы растворились в этой огромной стране.
Дело, о котором они говорили, было еще очень памятно. Не прошло и года, как убийца был изобличен и повешен. А поймали его и в самом деле с помощью нового для того времени
– Но все-таки, Вадим, согласись, – сказала Людмила, – это было сложное дело.
– Согласен! – опережая Бородина, воскликнул Викентий. – Арестовать по подозрению – это одно. А доказать истинную вину – вот это труд. Английские коллеги здесь нам подали пример настоящей объективности. Ведь можно было как решить: жена исчезла, в доме у мужа найден труп, сам муж сбежал с любовницей. Что еще нужно, все ясно! Подозреваю, что у нас так бы могло и решиться. Но ведь труп был в таком состоянии – помните? – что опознать казалось невозможно. А они сделали это, сколько усилий приложив!
– Доктор Пеппер и доктор Спилсбери – вот герои этого расследования, так ведь, Викентий? – Бородин покачал головой. – Так что ты прав: не только технический прогресс, но и научная медицина столько открытий этому веку принесла! Я горжусь: это как раз два моих увлечения в жизни.
…Когда в подвале дома Криппена в Лондоне откопали останки какого-то тела – кровавое месиво, в котором ни головы, ни рук, ни ног определить было невозможно, туда спешно приехал главный патолог английского министерства внутренних дел Огастес Джозеф Пеппер. Почти десять лет назад ему удалось идентифицировать жертву, пролежавшую три года в заполненной водой могиле, и установить, что женщина не покончила с собой, а была убита. Теперь ему предстояло сделать не менее сложное исследование.
Осмотрев останки, найденные в подвале, он быстро понял, что над ними поработал хорошо знакомый с анатомией человек. Убийца не просто расчленил тело – он извлек все кости, уничтожил или спрятал их. Стало невозможным идентифицировать убитого по скелету. Пол жертвы тоже нельзя было определить – убийца постарался. Удалены были мускулы и кожный покров… Как можно было доказать, что найденное тело – Кора Криппен? Ведь ее муж, до того, как исчез, утверждал, что жена оставила его и живет с другим мужчиной где-то в Америке.
После нескольких часов долгой утомительной работы с останками доктор Пеппер обнаружил большой лоскут кожи примерно 14 на 18 сантиметров, с несколькими волосками. Уже сразу на взгляд он предположил, что это может быть кожа с низа живота. Пеппер десятилетиями работал хирургом, оперировал, и его внимание сразу привлекло одно специфическое изменение на коже. Операционный шрам? Очень может быть!
Выяснилось, что пропавшая Кора Криппен делала серьезную гинекологическую операцию. Пеппер понял, что, возможно, наткнулся на след, который приведет к опознанию трупа. Однако работу предстояло проделать титаническую, одному с
Спилсбери был молод – 33 года. Однако Пеппер очень ценил его врачебные и исследовательские таланты. Недаром два года назад, уйдя с должности главного патологоанатома госпиталя Святой Марии, он передал эту должность Спилсбери…
Много дней оба патолога препарировали, изучали под микроскопом единственный имеющийся у них материал, сравнивали его со срезами нормальных брюшных стенок. И пришли к выводу: да, это лоскут кожи именно с подчревной области живота. Той самой, на которой остаются шрамы от гинекологических операций. Но в самом ли деле перед ними – шрам, а не просто складка кожи? И вновь – кропотливые исследования. Только через восемь недель патологи пришли к убеждению: шов на лоскуте кожи по положению, характеру разреза и другим качествам совпадает именно с той самой хирургической операцией. Впереди был судебный процесс, миллионы людей, следившие за расследованием из сообщений печати, ждали его.
Адвокат Криппена решил построить свою защиту на утверждении, что части найденного тела – не Кора Криппен, а кто-то неизвестный, захороненный в доме еще до вселения туда Криппенов. Легче всего, казалось адвокату, опровергнуть утверждения медиков, ведь это так зыбко: идентификация по шраму! Он пригласил двух других известных патологов, дал им возможность ознакомиться с лоскутом кожи и шрамом на ней. После беглого изучения они сказали, что лоскут взят не с живота, а с бедра, а значит, перед ними не шрам, а складка кожи. Но когда врачей попросили дать письменное заключение, один из них, Торнболл, понял, насколько поверхностна проделанная ими работа. За день до начала процесса он сделал дополнительный срез для микроскопа и с ужасом убедился, что ошибся. Но он уже связал себя данной адвокату информацией и побоялся, что, если признаться в ошибке, пострадает его репутация. Когда начался процесс, еще никто не знал, что победителем из него выйдет молодой врач, чье имя в скором времени станет известно миру – Бернард Спилсбери.
И теперь, вспоминая тот процесс, доктор Бородин говорил сестре и шурину:
– Вы помните, как великолепно он держался в суде? Сколько достоинства, настоящего врачебного самоуважения! Разве все, кто дает клятву Гиппократа, так ей верны? Тот же Торнболл… хотя все же он сознался в своей неправоте, и то хорошо. А Спилсбери я просто любовался, помните снимки в газетах? Высокий, стройный, такое симпатичное открытое лицо!
Когда на суде адвокат заявил, что Спилсбери ученик Пеппера и поэтому поддерживает мнение маэстро, Спилсбери спокойно ответил: «Тот факт, что я работал вместе с доктором Пеппером, не имеет никакого отношения к тому мнению, которое я здесь выражаю… У меня независимая позиция, и я отвечаю исключительно за мои собственные данные, полученные мною на основе моей личной работы». А потом так же спокойно и доказательно разбил все аргументы Торнболла. В какой-то момент Спилсбери сказал: «У меня есть при себе все микроскопические срезы, и я велю тотчас принести сюда микроскоп». Принесли микроскоп, и Спилсбери спокойно и доходчиво показал и объяснил присяжным, собравшимся вокруг него, все, что касалось хирургического шрама. Оказавшись в безвыходном положении, Торнболл признал свою ошибку.
– Да, я восхищаюсь своим молодым английским коллегой, – сказал Вадим Илларионович. – Он – пример истинной врачебной этики и культуры. И преданности истине. Думаю, у Спилсбери большое будущее, он сделает еще немало открытий.
– В судебной медицине, – уточнил Петрусенко.
– Но почему же, – Бородин пожал плечами. – И не только…
– Я, Вадим, тоже обратил внимание на Спилсбери и слежу за его карьерой. И уже убедился: его привлекает именно расследование преступлений с медицинской точки зрения. То есть – криминалистические исследования.