Ангел-наблюдатель
Шрифт:
В связи со всем вышеупомянутым, хотелось бы обратиться к руководящему звену с ходатайством о рассмотрении явно назревшего вопроса о расширении штата отдела наблюдателей и перевода его на качественно новый уровень работы за счет создания аналитического звена, группы моделирования и отряда личной охраны.
(Из отчета ангела-наблюдателя)
Почему-то я совершенно не удивился, узнав, кому доверена высокая честь письменно, своей рукой, изложить подробности самой скандальной части нашей истории. Правильно. Кто любой воз тащит? Тот, кому больше всех нужно. А если его еще и подзуживать сзади — желательно, чем-то острым — так, глядишь, и вовсе
Единогласное решение моих почтительных соратников передал мне Стас — в присущей ему безапелляционной манере. И, похоже, крайне удивился, когда я не выказал приличествующий случаю восторг от оказанного доверия. У него даже совести хватило напомнить мне, что, хотя выпутывались мы тогда все вместе, первым камнем, сорвавшимся с горы и родившим лавину, оказался именно я. А отчего тот камень сорвался? Если бы мои тогдашние соседи по скамье подсудимых чуть раньше доверие с почтительностью испытывать начали, то нежились бы мы с ними до сих пор на верхушке той самой горы. Земной.
С другой стороны, момент тогда действительно выдался настолько ярким и впечатляющим — до нервного тика в обоих глазах — что лучше мне его описать. Чтобы краски в пересказе не поблекли. Я-то знаю, для кого, в первую очередь, все это пишется — меня ни неопровержимость обвинения, ни убедительность защиты не интересуют. Мне нужно, чтобы все те события как живые перед глазами встали — и если этот миг балансирования между небом и землей (в самом прямом смысле, между прочим) не оживит воспоминания о них, тогда я не знаю, что мне поможет.
И еще одно. Человеку, вернувшемуся к себе в дом, проданный и заселенный другими людьми в его отсутствие, и с порога заехавшему чемоданом по голове новому владельцу, принятому за грабителя, можно, конечно, предъявить обвинение во взломе и покушении на убийство. Но только владей он всей информацией вовремя, он бы наверняка в другое место задавать вопросы пошел. Вежливо и не размахивая тяжелыми предметами.
Это я к вопросу об истоках лавины. Все незначительные с виду и неизмеримые по тяжести последствий изменения в хрупком равновесии сил на той нашей земной горе произошли у меня за спиной. Мой не столь уже юный, но с каждым годом все более самоуверенный подмастерье с какой-то стати счел себя независимой в нем единицей и — в полном сознании и твердой памяти — скрыл их от меня.
И глубину Дарининого интереса к подоплеке наших сложных отношений, и свой тайный пакт с Максом по удовлетворению каждого ее каприза, и свое потакание ее сближению с последним. Не говоря уже о прямо подрывной деятельности того. А когда она чуть не захлебнулась в этом вседозволии и ухватилась, как обычно, за Игоря, чтобы удержаться на плаву, камень, извините, шевельнулся. Чтобы увлечь груду вышеупомянутых последствий за собой. А незадачливые подпольщики уже потом вслед поскакали, изображая единый строй неудержимой атаки, перед которой ни одно препятствие не устоит.
Хотя с себя вину я тоже полностью не снимаю. Были, были тревожные сигналы. Которым я не придал существенного значения. В свое оправдание скажу только, что взаимная открытость между ближайшими коллегами всегда представлялась мне совершенно естественной — так же, как и их восприятие дел друг друга как своих собственных. В отличие от интересов партнеров поневоле. Моя же ситуация в то время не вызывала, видно, желания разделить ее и требовала от меня полного, безраздельного внимания. Чем Даринины фанаты и воспользовались.
Первый повод насторожиться
Мне казалось, что, назвав без всяких околичностей вещи своими именами, я сумел восстановить его остроту зрения в отношении моральных ценностей. По крайней мере, никаких недостойных предложений он больше не высказывал, и я не стал колоть ему глаза минутной слабостью. Тем более что расширение границ самостоятельности Игоря начало приносить неожиданные и очень обнадеживающие результаты, которые поглощали все мое внимание.
Я дал на него согласие, исходя из своего опыта работы с питомцами детского дома. Мне даже удалось убедить Татьяну, что, начиная с определенного возраста, чрезмерное количество ограничивающих рамок препятствует естественному росту личности ребенка, загоняя ее в уродливые, вызывающие у окружающих отторжение формы. Ничего удивительного в том, что, не находя практического применения унаследованному от нее воображению, Игорь с таким пылом нырнул в мир компьютерных игр и волшебных сказок. Мне вовсе не хотелось, чтобы он превратился в некого современного зомби, сунувшего голову в воображаемый мир, как страус в песок, и твердо верящего, что в реальной жизни, на каждом ее крутом повороте его ждет спрятанная где-то в кустах волшебная палочка.
В разговоре с ним я упомянул о доверии и об ответственности, сопровождающей более широкие права. И вскоре я понял, что его — так же, как и меня — первое окрыляет, а второе укрепляет эти крылья, как зарядка тело. Он стал более собранным, в его суждениях появилась взвешенность и обдуманность, а в мыслях замелькали глубокие вопросы о самих основах человеческой жизни. А однажды Татьяна с сияющими глазами пересказала мне разговор со Светой, из которого вытекало, что Игорь с Дариной вдруг крепко подружились с Олегом. Мне оставалось лишь напомнить ей, что в отсутствии принуждения даже человек быстрее сделает то, что от него хотят. И что мое знание психологии еще никогда нас не подводило.
Пожалуй, мне стоило тогда выражаться поточнее и говорить о своем знании человеческой или получеловеческой психологии. Поскольку к лету выяснилось, что Тоша воспринял снятие постоянного контроля с моей стороны как карт-бланш в отношении своего дальнейшего увязания в сетях Марины. Она настолько подчинила его своей воле, что и в семье его, похоже, стала объектом восторженного поклонения. Хотя в случае Дарины наверняка сказалось сходство тиранических натур — как специалист заявляю.
Увидев, как непреодолимо притягивает ее в общество более опытной жонглерши чужими судьбами, я просто не мог допустить, чтобы и Игоря, верно следующего за ней повсюду, затянуло в этот омут. Ненавязчиво отведя его в сторону, я объяснил ему, что у женщин часто возникают какие-то свои, секретные разговоры, в которые ему, как мужчине, навязываться просто несолидно. И что, если у него появились какие-то вопросы, то вряд ли у Марины найдутся ответы, которых не было бы у меня. Он даже покраснел — и только кивнул, отведя глаза и проглотив от смущения все слова.