Ангел-наблюдатель
Шрифт:
Спустя некоторое время я почувствовал, что Игорь пробует применить освоенные теоретически методики на практике. Взяв в подопытные кролики своего наблюдателя. Что я, спрашивается, мог с этим поделать? Мне, по-моему, было строжайше запрещено даже сам факт существования последнего признавать — и вслух, и мысленно. И прямо скажу: всей этой недопустимой, на что до сих пор упирают наблюдатели, ситуации можно было легко избежать при соблюдении трех простых условий.
Во-первых, если бы я мог мягко и ненавязчиво руководить усилиями Игоря по установлению добрососедских связей с его наблюдателем. Во-вторых, если бы Дарина не настроила того против какого бы то ни было контакта, ломясь стенобитной бабой в тончайшую сферу —
О попытках Игоря наладить отношения с тем крючкотвором, который свалился нам на голову, я только догадывался — по отдельным вспышкам раздражения, которые время от времени прорывались через ту сдержанность, которой стали отличаться даже мысли моего сына. Неприязнь, неизменно волнами исходящая от наблюдателя, также ничуть не ослабевала, но он стал все реже появляться в моем присутствии — пользовался, гад, тем, что Игорь дома почти все время проводил у себя в комнате, перед компьютером. И вскоре тот вернулся, как я понял, к прежней тактике полного игнорирования ненавистного присутствия. Хотя признаю, что в ней тогда уже появился элемент молчаливого сопротивления и вызова — бывали моменты, когда, заходя к Игорю в комнату, я просто физически ощущал вибрирующее, звенящее, как натянутая струна, напряжение между ними.
Неудача с наблюдателем чуть не подорвала веру Игоря в себя. Забирая его после школы и вечером домой, я ничего особо тревожного в его сознании не замечал — видно, он отвлекался в кругу сверстников — но по утрам в голове у него то и дело мелькали обрывки отнюдь не лестных для себя мыслей. И опять там зашевелились Даринины инсинуации. Ему вдруг стало казаться, что все дело в нем — что есть в нем что-то такое, что отталкивает от него одноклассников, настораживает отдельных взрослых и даже его собственных родителей, вынужденных оставаться вместе только ради него, заставляет постоянно контролировать его поступки и даже мысли.
О прямом воздействии на него даже речи быть не могло — начитавшись профессиональной литературы, он вполне уже мог распознать его. Просовещавшись весь вечер, мы с Татьяной начали все чаще — но осторожно и постепенно, чтобы не насторожить его — расспрашивать Игоря обо всех подробностях его школьной и особенно внешкольной жизни, интересоваться его мнением о любых аспектах наших общих дел, звать его к телефону всякий раз, когда звонили Татьянины родители. Татьяна даже с Дариной частенько заговаривала после работы о рисовании и театре, включая в разговор и Игоря — я не смог. Игорь сначала удивленно поглядывал на нас, потом понемногу оттаял.
Но ядовитые ростки подозрительности все же закрепились уже у него в сознании. И однажды он спросил у меня о моих родителях — пристально глядя мне в глаза и явно прислушиваясь не только к моему тону, но и к мыслям. Он давно уже, конечно, знал, что у него есть только одна бабушка и один дедушка, но подробности о них понадобились ему впервые. Их историю я поведал ему, как по писанному — сказалась и Татьянина (еще раз спасибо ей!) скрупулезная проработка моей биографии на самой заре нашего знакомства, и то, что с тех пор мне не раз уже пришлось повторить ее. По крайней мере, Игорь, определенно настроенный на улавливание любой фальши, не только поверил мне, но даже стал задумываться над тем, насколько относительны понятия счастливой и несчастной жизни.
Но не прошло и нескольких дней, как мне позвонил Тоша. С вопросом о его родителях. Я было хмыкнул — надо же, не прошло и полутора десятков лет, как он заметил, что в его биографии, сконструированной им в гордом одиночестве после презрительного отказа от помощи уже прошедших эту стадию и более сведущих в ней, обнаружились некоторые пробелы. Но на смену добродушному подтруниванию над ним
И так и вышло! Я знал, что Игорь не стал бы ни с того ни с сего проверять правдивость моих слов! Естественно, это Дарина — набравшаяся от Марины замашек бульдога, который ни за что не выпустит все, что ему в зубы попалось — подтолкнула его к дальнейшему копанию в нашей истории. И в ее случае, конечно, нечего было и рассчитывать на веру на слово — Тоша сам, без тени сомнения в голосе, мрачно подтвердил мне, что ему придется где-то искать материальные подтверждения своему рассказу. В виде фотографий. И если таковые появятся у Дарины, у Игоря немедленно возникнет вопрос…
Наш с Татьяной следующий семейный совет оказался куда более долгим и жарким. Где взять эти чертовы фотографии? Можно было бы, конечно, найти изображения каких-то отдаленно напоминающих меня мужчины и женщины благородной дипломатической внешности, но как их вместе склеить? Татьяна уверенно сказала мне, что для этого есть Фотошоп. Я глянул на нее с надеждой — и она тут же с не меньшей уверенностью заявила, что практически не владеет им. Кроме того, добавила она, поскольку они отбыли в мир иной (ее стараниями, между прочим!) в мою бытность студентом, то хоть на некоторых снимках рядом с ними должен быть запечатлен я.
Вот не могла она заранее об этом подумать, когда придумывала им аварию? После нашей свадьбы было время, когда мы друг друга постоянно исподтишка фотографировали, и эти кадры у нее где-то хранились. Но, во-первых, мне совершенно не улыбалось демонстрировать себя Игорю в тех нелепых позах, в которых она меня специально подкарауливала, а во-вторых, как меня на них омолодить? Морщины и мешки под глазами — главные медали земной жизни — убрать?
Мысль обратиться к профессиональному фотографу я отмел сразу — сначала ему какую-то чушь несусветную врать, а там еще Игорь ее учует, а там наблюдателю его сомнения как-то передадутся… Этот гад бдительный ведь спит и видит, как бы лишний донос на нас настрочить. С загоревшимися глазами Татьяна сказала, что с удовольствием придумает правдоподобную историю для фотографа — вспомнив разгул ее фантазии во время построения моей биографии, я содрогнулся и отчаянно замотал головой. Поджав губы, она пожала плечами и заметила, что в таком случае у нас остается один единственный выход — обратиться к Тоше.
Не пришлось. Через несколько дней, в течение которых я старательно сгибал свое самолюбие, которое не менее упрямо пружинило, он сам подошел ко мне, когда я после работы подвез детей к офису, и протянул довольно толстый конверт со словами: «Держи. Еле нашел — знал бы, сколько всего перелопатить придется, не брался бы».
Меня затопила волна облегчения и благодарности — надо же, обо мне вспомнил, даже свои тылы прикрывая. Как-то это было очень по-нашему — как с коллегиальной точки зрения, так и с по-земному дружеской. На радостном подъеме я поведал Игорю, что его вопросы навеяли на меня ностальгию, и я вспомнил, что мои старые фотографии на старой Татьяниной квартире остались, и попросил Тошу, уже второй десяток лет там квартирующего, разыскать их. При этом мне удалось ни единым глазом не моргнуть и ни единой мыслью не дрогнуть — Игорь оживился и всю дорогу с нетерпением поглядывал на карман моей куртки, куда я сунул конверт.
Волна восторженного воодушевления схлынула, как только дома мы все вместе раскрыли его. Только тогда я и понял, почему этому компьютерному гению понадобилась чуть ли не неделя, чтобы смастерить несчастных пару десятков фотографий. Честное слово, лучше бы мы с Татьяной сами из ее снимков что-нибудь соорудили — на них хотя бы настроение, характер, твердость воли просматривались. А здесь с каждого отпечатка на меня взирало нечто то угловато нескладное, то угрюмо замкнутое, то напыщенно надутое.
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
