Ангел с черным крылом
Шрифт:
Уна кивнула полицейскому О’Мэлли на пересечении Бауэри-стрит и Гранд-стрит. Она говорила ему, что работает на мыловарне, а Марм Блэй приплачивала, чтобы не сомневался. Он приподнял котелок в знак приветствия и продолжил обход. И все равно серебряный портсигар неприятно оттягивал карман Уны. Скорее бы уже вместо него там появились монеты!
Пройдя еще полтора квартала, Уна заметила краем глаза высокого мужчину в синем длинном пальто, прислонившегося к фонарному столбу. Сначала она заметила блеск серебра на шее и только потом взглянула на лицо. Барни Хэррис. Он притворялся – не очень умело, надо признаться, –
Уна усмехнулась, но замедлила шаг. Может, свернуть на другую улицу, пока не поздно, чтобы не встречаться с ним? Марм Блэй очень злилась, когда ей приходилось задерживаться в магазине. Да и не в настроении сейчас Уна болтать. Но она обязана ему за фальшивое алиби неделю назад у оперного театра, где ее обвинили в краже кольца с печаткой.
Партия сопрано потрясла всех в тот вечер. И если бы копы оттащили ее тогда в участок и обыскали, то в складках ее юбки обнаружили бы не только кольцо. Но она утверждала, что была весь вечер в компании мистера Хэрриса. И действительно, он разыскал ее в первом антракте и сделал комплимент по поводу платья (естественно, краденого и слегка тесноватого). Так что это не была полная ложь. К счастью, он быстро и верно истолковал выражение лица Уны, когда та появилась в сопровождении копов, и без колебаний подтвердил ее слова.
И теперь она ему должна. Как же это противно! И это против всех ее правил! Как бы то ни было, ей пришлось, тяжело вздохнув, продолжить путь в его направлении.
– Ты в этих местах прям белая ворона! – сказала она, подходя к нему. – Сел не на тот поезд?
– Мисс Келли! Какая встреча! Надеялся, что вы рано или поздно появитесь.
– Так ты месил грязь от самой Газетной мили [7] только ради моей скромной особы? Даже не знаю, польщена я или напугана…
7
«Газетной милей» или «газетным рядом» в Нью-Йорке прозвали улицу Парк-Роу из-за обилия редакций газет на ней.
– О, вам нечего бояться. Я бы и цветы принес, но не уверен, что вы их любите.
– Я люблю золотые побрякушки, бриллианты, французский шелк.
– Непременно подарил бы вам все это, но вы ведь тут же отнесете мои подарки в магазин Марм Блэй…
Уна пожала плечами.
– Ну, мне же надо на что-то жить…
Он поджал губы и произнес что-то вроде «хм-м». Его серые глаза слегка сузились. Не с осуждением – Уна видела достаточно осуждающих взглядов, – скорее, озадаченно. Словно она диковинная птичка в антикварном магазине, молчаливая, полинявшая. Эту птичку явно надо спасать. В его глазах читался немой вопрос: может, я тот самый мужчина, что спасет тебя? Может, именно он сможет прервать бесконечную чреду неприятностей в ее жизни?
Он вполне порядочный человек, этот Барни. Моложавый и довольно симпатичный. Из обеспеченной семьи, судя по серебряной булавке для галстука (на зарплату в «Герольд» такую не купишь). Увы, он просто
Поэтому вместо того, чтобы томно потупить взор и смущенно улыбнуться, она дружески хлопнула его по плечу, попутно умыкнув его серебряную булавку.
– Как я понимаю, ты тащился сюда вовсе не за тем, чтобы мило потрепаться. Что надо-то?
Он нахмурился и зажал газету под мышкой.
– Знаете что-нибудь об убийстве в субботу на Черри-стрит?
– Большеносый Джо? А что такого?
– Как его убили?
– Говорят, задушили. Подробностей не знаю.
Мимо прошла женщина, толкая перед собой тележку с ношеными чулками.
– Пятнадцать центов за пару! – громко кричала она.
На голове у нее была грязная косынка, а на плечах – выцветшая шаль.
Уна схватила пару чулок и внимательно осмотрела их.
– Пять! – отрезала она.
– Десять! – настаивала продавщица.
Уна поднесла хлопковые чулки к носу. Они пахли мылом. Их совсем недавно постирали. Порывшись в карманах, Уна протянула женщине монетку в десять центов. Барни при этом с деланым интересом разглядывал склизкий товар рыбной лавки на противоположной стороне улицы. Щеки его пылали.
– От чего раскраснелся – от рыбы или от чулок? – Уна встряхнула покупкой у него перед носом и убрала ее в саквояж. Если краснеет при виде чулок, то что же будет, если увидит шелковую сорочку? Может, уронить саквояж, как на вокзале, и проверить?
Барни откашлялся, достал из кармана карандаш, похлопал по карманам в поисках блокнотика, потом вздохнул и развернул газету.
– Оставим пока белье. Значит, Большеносого Джо задушили. Но кто?
Уна пожала плечами.
– Откуда я знаю? Он резался в карты так, что должен был чуть ли не каждому второму в городе.
– Согласно полицейскому протоколу, в морге при нем нашли десять долларов и золотые часы. Если его убили из-за долга, то почему не обчистили?
– Может, убийца торопился?
– Но задушить-то время нашлось. Нож или пуля быстрее.
– Да, но и шума больше.
– Не поспоришь.
Барни записал что-то прямо на полях газеты.
– А что полиция? – спросила Уна.
– Они склоняются к версии о карточном долге. Профессиональный риск.
– Вполне возможно.
Помимо своего носа Джо славился склочным характером.
– А что, если карты тут ни при чем? Помните проститутку, что нашли задушенной месяц назад на Уотер-стрит?
Марта-Энн. Она какое-то время работала в одном из шикарных публичных домов, зарабатывала за ночь больше, чем Уна за целую неделю. Но несколько лет назад один постоянный клиент приревновал ее к другому и изрезал ей лицо, как тыкву. С тех пор она стала обычной уличной потаскухой.
Уна переложила саквояж из одной руки в другую и сглотнула.
– Как говорят копы, профессиональный риск.
– Обоих задушили веревкой или ремнем. Что, если убийца один и тот же человек?
– Трущобный маньяк-душитель? Ну нет, о таком пошли бы слухи.
– Не факт, если он нездешний.
– Если нездешний – тем более, – с этими словами Уна показала Барни серебряную булавку. – Я ж говорю: чужаки тут как белые вороны.
Барни улыбнулся и забрал булавку.
– Убедительно. Но все же держите ухо востро, ладно?