Ангел с черным крылом
Шрифт:
– Как же без этого.
Барни убрал булавку и карандаш в карман, оторвал кусок газеты со своими записями, а остальное бросил на мостовую.
– Эй! – Уна тут же подхватила газету.
– Ой, простите. Я не думал… Да там и нет ничего интересного. Ничего, что…
– Могло бы заинтересовать кого-то вроде меня? Может, вообще забыл, что я умею читать?
Уна смахнула с газеты прилипшую луковую шелуху.
– А еще цветы предлагал.
Барни снова покраснел и потер затылок.
– Я… Э-э…
Уна несколько секунд наслаждалась его неподдельным смятением, а потом дружески пихнула локтем.
– Да ладно, шучу! В туалете пригодится.
Барни хмыкнул и снова уставился на рыбную лавку, избегая встречаться с ней взглядом. Уна запустила руку в
– Не щелкай клювом, Барни! Услышу что-нибудь о твоем загадочном убийце – дам знать!
Когда она прошла уже несколько ярдов, он окликнул ее. Она обернулась.
– Будьте осторожны!
Глава 4
Настороженное выражение лица Барни, его неподдельная тревога за нее – вот что никак не шло из головы, пока она торопилась дальше к магазину Марм Блэй. Он ведь хороший журналист, въедливый, пусть и не очень опытный. Наконец хоть кто-то проявил интерес к трущобам, кроме этих святош-реформаторов с их корыстными целями.
Может быть, стоило пококетничать с ним? Пусть покупает цветы! В это время года они немногим дешевле золота. Уна запустила руку в свой карман и потрогала серебряную булавку. Острый конец тут же проколол перчатку. Уна выругалась и пошла дальше. На город спускались холодные сумерки.
На углу Орчард-стрит перед ней словно из-под земли вырос хулиганистого вида мальчишка с метлой в руке и бросился подметать дорогу прямо у нее под ногами. По сторонам разлеталась грязь и лошадиный навоз.
– Сколько тебе не хватает? – спросила Уна, когда они перешли через дорогу.
Темные волосы, оливковая кожа – лицо знакомое, но как его зовут, она не знала.
– Пять центов.
Уна прекрасно знала все эти штучки. Отец (скорее всего, вовсе и не отец, а самый обычный аферист) отправляет мальчишку на улицу, веля вечером принести такую-то сумму. Не справится – получит порку. Уна вспомнила, как шла с матерью мимо этого самого перекрестка почти двадцать лет назад. Тогда рядом с ними тоже оказался оборванец с метлой, примерно ее ровесник. Только тогда все дети тоже были ирландцами, а не итальянцами, как сейчас. В тот вечер Уна с матерью опять шли кому-то помогать, и вместо денег мать Уны дала тому мальчику сэндвич из приготовленной утром корзины с едой. Потом она показала мальчишке дорогу к Углам [8] и сказала, что он может пойти в Дом промышленности [9] , где получит не только еду, но и хоть какое-то образование.
8
Углы – просторечное название района Нью-Йорка «Пять углов», где располагались многоквартирные трущобы, построенные специально для иммигрантов. В начале XIX века в этом районе пересекалось сразу пять улиц: Энтони, Оранж, Малберри, Кросс и Литтл-Уотер. Человек, стоявший в центре перекрестка, видел сразу 5 углов кирпичных зданий.
9
Дом промышленности – бесплатное образовательное учреждение в районе Пять Углов, где дети могли получить минимальное образование.
– Никогда не давай им денег, Уна, – сказала ей тогда мать, – иначе эта мерзкая эксплуатация не закончится никогда.
Уна кивнула, хотя была тогда слишком мала и почти ничего не поняла из маминых слов. Сейчас она остановилась и стала искать в кармане монетку. День уже подходит к концу, поэтому на самом деле мальчишке не хватает наверняка одного-двух пенни. Честный мальчик так и сказал бы. Но на честность еды не купишь. На улице можно выжить только постоянно изворачиваясь и пытаясь обвести всех вокруг пальца. Вот чему матери Уны следовало на самом деле учить свою дочь. Уна бросила мальчику пятицентовик и пошла дальше.
Парадная дверь галантерейной лавки Блэй уже была закрыта,
Уна открыла дверь, звякнул дверной колокольчик, и Марм Блэй подняла глаза от жемчужной броши, которую оценивающе разглядывала. Когда Уна увидела ее в первый раз – эту великаншу с пухлыми длинными пальцами и сверлящими маленькими глазками, – она чуть не упала в обморок от страха. Одна оплошность – и она просто сотрет Уну в порошок! Прошло уже несколько лет, но страх так до конца и не ушел. И это несмотря на то, что Марм Блэй научила Уну всем воровским приемам и не раз спасала от колонии. Уна была ее любимицей. Так, по крайней мере, считали все остальные. Но это не отменяло того, что Марм Блэй может в любой момент стереть Уну в порошок.
– Ты только посмотри на это, шейфеле! [10] – Марм Блэй похлопала по стулу рядом с собой.
Уна поставила саквояж на пол и подсела за длинный узкий стол, стоявший посередине комнаты. В магазине было две конторы. В одной, соединявшейся с магазином, стоял полированный дубовый стол и шкафы с аккуратными рядами конторских книг, всё официально. Вторая – в которой Уна и сидела сейчас – служила одновременно мастерской и пунктом скупки краденого, с потайными нишами под половицами и неприметным кухонным лифтом, чтобы спускать тяжелую добычу в подвал.
10
Шейфеле (идиш) – ягненок, ласковое обращение.
Марм Блэй молча передала Уне брошь и лупу.
– Хромой Тоби просил за нее шестьдесят пять долларов! Что скажешь?
Уна повертела брошь в руках, оценивая вес, и только потом взяла в руки лупу. Жемчужины были закреплены на изящной подложке из травленого серебра. С тыльной стороны стояло клеймо одной из самых известных ювелирных лавок «Мартин и сыновья».
– Изящная. Стоит, думаю, не меньше шестидесяти.
– Посмотри-ка внимательнее!
Уна снова взяла в руки лупу и стала пристально рассматривать брошь. Сначала она не увидела на ней ничего особенного. Марм Блэй, тяжело и хрипло дыша, склонилась над ней. Холода ее легкие всегда переносили с трудом. Уна понюхала брошь – металлического запаха нет, значит, чистое серебро. Да и по весу похоже. Если бы брошь была легче, Уна заподозрила бы, что толстая часть полая внутри. А если тяжелее, то это посеребренный дешевый металл. Уна перевернула брошь и осмотрела застежку. Работа тонкая, но вот только сама застежка выглядела какой-то слишком хрупкой. Уна взяла тряпочку, окунула ее в средство для полировки серебра и слегка потерла застежку. Та осталась такой же тускло-серой, как была.
– Застежка не серебряная. Не чистое серебро, это точно. Да и сделана как-то топорно.
– А еще что? – выжидательно спросила Марм Блэй.
Уна снова перевернула брошь и снова принялась разглядывать жемчужины. На серебре они казались застывшими капельками дождя. Все одинакового цвета и размера. Это и смутило Уну. Если бы это были настоящие жемчужины, под лупой-то было бы видно, что они слегка отличаются формой и размером. Ведь каждая настоящая жемчужина уникальна.
– Жемчужины подделка, хотя и довольно искусная.
– Все?
– Нет.
Уна поскребла ногтем каждую жемчужину. От тех, что были настоящими, на пальце оставался тонкий слой перламутра. От поддельных же – представлявших собой заполненные воском стеклянные шарики, покрытые изнутри перламутровым раствором, приготовляемым с использованием молотой рыбьей чешуи, – на пальце не оставалось ничего.
– Примерно половина.
Марм Блэй одобрительно кивнула. Уна отдала ей брошь.
– Думаете, кто-то уже перепродал ее и заменил настоящие жемчужины искусственными? – спросила Уна. – И застежку заменил?