Ангел во плоти
Шрифт:
– Тебе нужно постараться остаться в живых и совершить как можно больше добрых дел. И еще: ни в коем случае не убивай людей. Вот чертей – можешь бить сколько угодно, они все равно этого тебе не позволят сделать.
Так мы и сидели, оглохши от канонады: Шерман в окопе, я наверху. Внезапно все стихло, и только звон остался стоять в напрочь испорченных ушах. Я посмотрел вокруг и увидел командира, бегущего вдоль окопов и беззвучно размахивающего руками. Когда он сделал легкий пук из увесистого пистолета в воздух, я понял, что просто не слышу его приказов.
Потихоньку под его энергичными пинками, из окопов стали вылезать
– Не надо угрожать освобождением от ваших ужасов, я встану только из солидарности с другом.
Но, кажется, он тоже ничего не услышал, так как, завидев, что мы подчиняемся, побежал дальше. А вот потом произошла неприятность, которая заставила всех двигаться вперед. Один из «добровольцев» кинулся назад с передовой, и это было понятно – нервы даже у меня были на пределе. Но не успел он пробежать и десятка метров, как откуда-то прозвучало несколько далеких пуков, и парень упал, скошенный пулями из второй линии окопов. Больше желающих дезертировать не было. Только Шерман дернулся в сторону упавшего парня, но я удержал его, крикнув ему в самое ухо:
– Еще успеешь!
Нас все-таки выстроили в цепь и погнали, как баранов, вперед. Я шел, смотрел на «бойцов», уныло тащивших винтовки наперевес и думал: чтобы такого предпринять и остановить эту бойню? И тут у меня мелькнула в памяти одна картинка из телевизора, куда я иногда заглядывал для общего развития в реале, и я решил воплотить ее здесь: быстренько осмотрел свои одежды, скинул с плеча то, что оставалось от пиджака, и оторвал второй рукав от белой рубашки. Ну не совсем белой, конечно, но для флага пойдет в самый раз.
Быстренько нанизав полотно на штык и накинув пиджак обратно, я понял, что успел в самый раз – впереди по направлению нашей «атаки», из окопов стали раздаваться первые выстрелы. Забежав чуть вперед нашей несчастной цепи наступления, я встал и, высоко подняв винтовку с белым полотнищем, принялся им махать так, чтобы это было видно всем вокруг. Мне повезло, что командир был далеко от меня и не пристрелил нового саботажника сразу же. А еще больше повезло, что меня услышали, так как после артподготовки прошло достаточно времени для восстановления слуха.
Пока я размахивал флагом и призывал к себе удивленных бойцов, у меня в голове сам собой выкристаллизовывался план по превращению чистилища в рай. Понятно, что до такой стадии преобразования дело довести не дадут, но это было и не важно. Тут нужна правильная цель и движение к ней. Результат же не должен соответствовать цели, он заключался в количестве людей, которые смогут вырваться из духовного рабства инферно.
Шерман, сообразив, что я опять затеял какую-то авантюру, спросил:
– Ты уверен, что правильно делаешь?
– Зови народ! Я уверен только в одном: я воевать не буду и другим не позволю!
Друг обреченно согласился и даже вполне бодро стал звать народ ко мне. Я же сходу начал антивоенную агитацию, забравшись на небольшой отвал земли. Времени было в обрез, но мои слова падали в уши людей, как семена в удобренную хорошим навозом почву:
– Братья по несчастью! Я не стану скрывать, что являюсь светлым ангелом, случайно попавшим
– я указал на приветственно махнувшего всем приятеля. Один дядька кивнул и подошел ближе. Я обрадовано заявил. – Вот два человека, знающих, что такое нижние миры и сделавших что-то доброе, что позволило им подняться оттуда. Если со мной что-то случится, они продолжат вести вас к свободе! А сейчас…
Договорить я не смог, так как послышался вопль:
– Ах ты, гад! Сейчас я тебя, именем вождя… - при этих словах подбежавший и размахивающий пистолетом командир растянулся от подставленной кем-то ноги, а его выстрел ушел в небо, как в копеечку. Еще кто-то помог ему быстро освободиться от опасного оружия. Судя по всему, все прибывающий народ меня поддерживал и сходу включался в нашу небольшую революцию.
Поскольку с линии обороны, куда была направлена наша атака, выстрелы прекратились, я скомандовал основной массе народа:
– Берите начальником этого гарного хлопца, - я указал всем на того мужчину, что назвался восходящим из нижних миров. – И быстро сматывайтесь в лес, пока снова не начали стрелять из пушек.
На самом деле я на ходу прикинул, что пройдет еще минут пять-десять, пока рассеется дым и пыль от выстрелов, да пока начальство поймет, что произошло, и даст артиллерии приказ стрелять. Вдоль передовой до ближайшего леса было метров триста, так что у нас был шанс скрыться из видимости от пушечного огня.
Однако в мои коварные планы не входило поспешное бегство, поэтому я, размахивая белым флагом, побежал к передовым рубежам противника. Что-то мне подсказывало, что там тоже сидели такие же горе-вояки, что и у нас в штрафбате.
Дело революции чуть было бездарно не заглохло, когда я, воодушевленный собственным порывом, выскочил на бруствер передовой линии обороны и громко заорал примерно те же слова, что так хорошо сработали минуту назад. Навстречу мне выскочил злой дядька в погонах и, крикнув что-то вроде, какое я нехорошее насекомое, выстрелил в меня из пистолета. И опять мне помогла моя дурацкая везучесть: в азарте я гарцевал по брустверу, и в тот момент, когда этот бармалей стрелял, обернулся на его ругательства. При этом нога угодила в пустоту окопа, а за ней и я ушел с линии огня командира.
Правда, не совсем, и это «не совсем» сразу же сделало из меня национального героя. Слегка оцарапанный пулей, я снова встал с показательно кровоточащей рукой и продолжил свою агитацию за лучшую жизнь и смерть. Спасибо Шерману – он не бросил меня и в трудный момент обезоружил нападавшего.
Я не ошибся в своих предположениях, и вскоре уже немалая группа вооруженных людей сопровождала нас с Шерманом до опушки леса. Только уже там, в густой темной чаще, до меня стало доходить, что моя совершенно дикая авантюра осуществляется. Первой задачей было увести людей из под огня орудий. Поскольку артиллерия была здесь хилая и примитивная, это было вполне возможно. Я, не останавливаясь, прогнал отряд повстанцев еще с километр и только потом решил остановить марш-бросок, для того чтобы осмыслить ситуацию.