Аниськин и шантажист
Шрифт:
– Не трынди, – прикрикнул на нее Пензяк, – и без тебя тошно.
На самом деле, ему совсем не было тошно. Ему было удивительно и радостно. Непонятно, что могло дать ему это открытие: может, мировое господство, может, ликвидацию вселенной, но то, что в своей жизни ничего более яркого и интересного он не наколдовывал, было фактом.
– Физическое раздвоение личности – это тебе не сиськи-бирюльки. Это тебе паронормальные способности. Это тебе мировая слава как минимум, – бормотал он себе под нос.
– Ну, чего шепчешь? – ждала Анна Васильевна, – говори вслух, что делать-то?
– Погоди, – веско,
– А убирать-то как будем? – потеряла голос от страха Анна Васильевна.
– Как-как. Как положено. Сначала беленой опоим, потом на Плешивую Горку отнесем и там в жертву принесем.
– А если просто каменюкой по башке?
– Не подействует. Он же не живой, на него обычные методы не действуют. Не дрейфь. Иди к народу, разбирайтесь пока, кто есть кто, а я в книгах покопаюсь.
– И разбираться нечего, – бормотала себе под нос Анна Васильевна, спеша домой. – Тот, что с черной рожей – неправильный, что с нормальной – правильный.
Хорошо, что Кирилл успел отмыть с себя отвар Пензяка с березовым дегтем, медвежьей пробкой и двумя каплями струи бобра на самогоне! А то быть бы ему принесенным в жертву на Плешивой Горке в самое ближайшее время.
Слетать на почту было делом двадцати минут – туда и обратно. За это время Костик успел рассмотреть абонентский ящик номер шесть, снять показания с начальницы почты, разочароваться и воспылать новой надеждой, детально продумать план работы.
– Значит, так, – торопился все рассказать он отмытому Кириллу, – ящик зарегестрирован на имя Иванова Николая Петровича. Такого ни в Но-Пасаране, ни в Труженике отродясь не проживало. Начальница почты помнит товарища, который оформлял на свое имя ящик – ничем не примечательный товарищ. Среднего возраста, лысоват, маленькие глазки, шляпа, серый костюм, постоянно наклоняется и чистит ботинки губкой с гелем. Появлялся он всего один раз, когда оформлял абонентский ящик, плату присылает по почте регулярно и – заметь – из разных городов. Сам прописан в Ульяновске, но оттуда денег не выслал ни разу. Что еще? Письма на этот ящик приходят регулярно, в большом количестве. Все письма в одинаковых конвертах и без обратного адреса. Кто их забирает она не знает, да и не обязана знать – ее дело отдать ключ абоненту и следить за своевременной оплатой. Ящики находятся вне зоны видимости для служащих почты, за углом, так что в том, что она ни разу не видела того, кто забирает письма, нет ничего удивительного.
– Значит, найти этого Иванова нет никакой возможности? – без уныния в голосе спросил Кирилл.
– Почему? Возможностей сколько угодно. Начать с того, что Иванов, судя по всему, подставное лицо. Можно поехать в Ульяновск и узнать у него, для кого он снял ящик.
– Можно устроить на почте засаду и просто подсмотреть, кто вынимает письма из ящика, – предложил Кирилл.
– Так как письма набраны на компьютере, можно вычислить всех но-пасаранцев, имеющих доступ к компьютерам и принтерам.
– Слишком сложно.
– Ничего подобного. Ты думаешь, у нас их тут десятки и сотни, как в городе? Считай: на таможне, на
– Уже второе упоминание почты! – поднял палец вверх Кирилл, – это может быть неспроста.
– Считаешь, Рыбьим Глазом может быть кто-то из работников почты? А не слишком ли это просто?
– Посмотрим. С чего начнем?
– С компьютеров. Если сразу заляжем возле абонентских ящиков, спугнем. Ехать в Ульяновск слишком долго и хлопотно. Сначала выясним, кто имеет доступ к компьютерам, потом проследим, кто из подозреваемых или членов их семей часто наносит визиты на почту, а уж затем подгоним психологический портрет шантажиста под каждого из подозреваемых.
– А уж если не получится так, – поддержал брата Костик, – то будем выходить на Иванова и ставить сигнализацию в ящик номер шесть. Можно, с видеокамерой. Эх, если бы Мухтар был собакой! Уж собака поняла бы, чего от нее требуют и привела бы нас к тому, кто подсунул ему в ошейник записку. Ладно, работаем. Со школой ты уже знаком, идешь в школу. Я побежал на таможню и в колонию – там люди серьезные, как со стажером с тобой разговаривать не будут. Встречаемся дома. Береги себя, – успел крикнуть он, вспомнив осколок кирпича, влетевший в окно.
Директор лесхоза не находил себе места от злости. Ну и что? Ну и послал он эту старую грымзу. Так деревня же, не институт благородных девиц. Тут и так дебет с кредитом не сходится, а еще эти льготники шастают. «Дровишки им, баньку затопить нечем». А ему сына в институт пристраивать надо? Надо. Жену опять же на море обещал летом отправить. Неужели это не важнее, чем банька какой-то дряхлой учительницы? Ей на погост давно пора, а она о чистоте блюдет.
А как все хорошо получалось! Провели на селе газовое отопление, а льготы отменить забыли. И весь лес, что предназначался бесплатникам – учителям, ветеранам – можно было преспокойно отправлять на сторону, что он и делал себе преспокойненько несколько лет.
А тут эта грымза: положено, значит давай. И ведь знает директор лесхоза, что у нее ванная есть и вода горячая, поэтому и выгнал ее в грубой форме. Не по злобе, а чтобы другие не таскались. Эта-то для баньки хлопочет, а другие смекнут – на продажу брать будут.
И так нехорошо все обернулось!
Директор с омерзением посмотрел на лист, лежащий на его рабочем столе. «Поставить высокосортный лес на нужды всех категорий льготников, обиженной учительнице поставить в саду беседку своими силами и за свой счет, до среды этой недели отправить в прилагающемся конверте триста один рубль по почте».
Лаконично, до неприятного холодка в ладонях. Ни угроз, ни посулов, ни нравоучений. Как в шифровке в шпионском сериале или в приговоре инквизиции. А если требования не выполнить, будет еще хуже – знает, понаслышан. Шут с ними, с этим лесом, беседкой и деньгами. Для него это не так уж и чувствительно, а Рыбий Глаз отстанет. По слухам, он еще ни разу не нарушил обещания.
Глава 11
Мы еще поборемся с тобой
– То, что вы делаете, мелко. Я не отказываюсь помогать вам дальше, я просто хочу оказать настоящую помощь, более существенную, более значимую.