Анка
Шрифт:
— Родины?
— Да.
— Это дело важное. Но волнения сейчас могут причинить вашему здоровью серьезный ущерб.
— Не беспокойтесь, профессор. Я волноваться не буду.
— Хорошо, — профессор встал и быстрыми легкими шагами направился к двери.
Ирина к каждому человеку, попадавшему в госпиталь, относилась одинаково и ради спасения жизни любого из них готова была пожертвовать последней каплей своей крови. Через ее руки прошли сотни историй болезней. И пока раненые находились на излечении в госпитале,
С тех пор как Ирина получила из авиачасти ответное письмо, прошло десять месяцев. Оно оставило неприятный, горький осадок, но упомянутое в письме имя летчика Орлова, пренебрегшего ее чистосердечным посланием, она забыла…
В госпитале выдался редкий день затишья. Раненые не поступали, в коридорах не было обычной суматохи, в палатах и операционной царил покой. Ирина дежурила. Она сидела за столиком в коридоре и укладывала в плетеный ящичек флаконы и порошки, чтобы потом разнести лекарства больным. К ней подошел дежурный врач с военным, одетым в белый халат.
— Товарищ из прокуратуры к больному Орлову по разрешению Виталия Вениаминовича, — сказал врач.
— Хорошо. Садитесь, — предложила Ирина посетителю стул и отправилась в палату к Орлову.
— К вам работник прокуратуры, — сообщила она, закрыв за собой дверь.
— Просите его сюда.
— Позвольте, я раньше приведу в порядок вашу постель.
Орлов запахнул поплотнее халат и отошел к окну, держа перед собой протянутую руку; сквозь темные очки было плохо видно.
Ирина поправила одеяло, взбила подушку и уже хотела положить ее на место, как вдруг руки ее задрожали и подушка упала на койку… В изголовье лежал примятый голубой конверт, адрес был написан ее почерком. Она взяла конверт, вынула из него простреленное письмо и свою фотокарточку и тут же быстро вложила обратно. Ирина почувствовала в ногах страшную слабость и ухватилась за спинку кровати. И если бы Орлов видел по-прежнему, если бы не мешали ему темные очки, он удивился бы внезапной бледности, покрывшей лицо Ирины.
— Готово? — спросил Орлов.
— Да… да… — ответила Ирина взволнованно, прикрывая подушкой положенный на место конверт.
— Просите его.
— Сейчас позову, — и она поспешно вышла.
В коридоре Ирине повстречался профессор — он сопровождал работника прокуратуры.
— Что случилось? На вас лица нет, — забеспокоился профессор.
— Виталий Вениаминович… — подавляя волнение, заговорила Ирина. — Это … он… он….
— Кто?
— Да он… — девушка указала на дверь палаты, в которой находился Орлов… — Понимаете… это он!
— Само собой разумеется, что он, а не она.
— Ах, ну как вы не понимаете!
— Да что, собственно, я должен понять?
— Я и сама еще не знаю… — и побежала по коридору.
— Вот тебе и на! — засмеялся профессор.
Ирина жила при госпитале, занимая комнату в первом этаже. Прибежав
— Да… так и есть. Орлов Яков Макарович… Но почему же мое письмо и карточка все-таки оказались у него?..
Орлов попросил работника прокуратуры записать все, что он ему сообщит. Тот раскрыл папку, взял несколько листов чистой бумаги, положил на тумбочку.
— Говорите, я слушаю вас.
— Записывайте… Я, военный летчик Орлов Яков Макарович, заявляю следующее…
Рука работника прокуратуры застыла на тумбочке, глаза, полные удивления, были устремлены на больного.
— Летчик Орлов? Яков Макарович?
— Да. А что?
— Ничего, ничего. Продолжайте…
Орлов говорил так тихо, что работник прокуратуры вынужден был переложить бумагу с тумбочки на папку и сесть ближе к рассказчику.
…Прошло немало времени, прежде чем Орлов закончил свое повествование. Работник прокуратуры хотел было сказать что-то, но, закусив губы, промолчал. Глаза его улыбались.
— Подпишите, — он пододвинул ручку.
Орлов поднял очки на лоб и четко вывел свою подпись.
Вечером Ирина сдала дежурство, ушла в свою комнату и, не раздеваясь, прилегла на койку. Несмотря на усталость, она в течение всей ночи не сомкнула глаз. Мысли вновь и вновь возвращались к странной истории с письмом.
Судя по тому, что фотокарточка оказалась простреленной, она решила, что Орлов носил ее письмо у сердца. Значит, ее скромный подарок был не безразличен для него, если он не расставался с ним в боях и сохранил до сегодняшнего дня. И если враг стрелял в сердце Орлова, он стрелял в ее сердце…
Ирина вскочила с койки. В окно уже заглядывали лучи утреннего солнца, они ласково коснулись ее лица. Сердце Ирины переполнилось новым, еще неведомым ей горячим чувством, и на смену горечи, вызванной тем письмом с фронта, пришла светлая радость.
В эти благословенные минуты Ирине страстно захотелось увидеть Орлова, говорить с ним, как-то облегчить его страдания, утешить.
Она освежила холодной водой запылавшее ярким румянцем лицо, надела халат, взяла со стола книгу и побежала наверх.
— Куда это вы, Иринушка, торопитесь? — остановил ее профессор.
— К больному.
— Сегодня отдыхать положено.
— Я хорошо отдохнула, Виталий Вениаминович. Я только почитаю ему немного.
— Кому?
— Ему… — неопределенно ответила Ирина.
— Ах, ему, — и профессор с хитринкой посмотрел исподлобья на ее жизнерадостное лицо. — А что за книга?
— Сказки Андерсена.
— Ну что ж, сказки, пожалуй, можно.
Орлов спокойно лежал на койке. Ирина подумала: «Спит…» — и хотела уйти. Но не успела она закрыть дверь, как услышала его голос:
— Кто здесь?
— Это я… — и она вернулась в палату. — Не спите?
— Не сплю, сестрица.
— Скучаете?
— Заскучаешь, если просидишь несколько месяцев взаперти.