Анка
Шрифт:
Ирина ответила, что она впервые в этих местах, едет на Бронзовую Косу, где будет работать на медпункте.
— Боже мой! — оживилась Таня, сверкнув жарким блеском загоревшихся радостью глаз. — Да это же моя родина!
— Тогда вы должны знать Анну Софроновну Бегункову…
— Анку! — воскликнула Таня. — Мы росли, учились и рыбачили вместе. В один день принимали нас, комсомолок, в партию. А вы откуда ее знаете?
— Ее муж был доставлен в наш госпиталь в тяжелом состоянии. Это было в феврале сорок третьего года на Кавказе. Он был тяжело ранен,
Таня округлила глаза, спросила осторожно:
— Какого мужа?
— Летчика Орлова. Правда, он теперь не летает, у него третья группа, и работает на моторо-рыболовецкой станции.
Таня облегченно вздохнула и задумчиво произнесла:
— Наконец-то Анке улыбнулось счастье. Яков Макарович замечательный человек…
— Вы знаете Орлова? — спросила Ирина.
— Еще бы! Его знают на всем азовском побережье.
Из дальнейшего разговора Таня узнала от Ирины, где, когда и при каких обстоятельствах она познакомилась с Анкой, и поведала ей о своих тяжких мытарствах в фашистской неволе.
В Мариуполь они прибыли за час до отхода «Тамани» на Бронзовую Косу. Этого времени им хватило вполне, чтобы дать Анке телеграмму и взять билеты. Когда Ирина и Таня вступили на палубу, был поднят трап и «Тамань» отшвартовалась. Через четверть часа она, усердно шлепая по воде плицами и развешивая по воздуху черный шлейф дыма, выходила в открытое море.
День был безветренный, море спокойное, но «Тамань» время от времени покачивалась и порой давала правым бортом такой крутой крен, что пассажиры в испуге перебегали к левому борту. А дубленное морскими ветрами бронзовое лицо седоусого капитана Лебзяка было невозмутимо. Он, как всегда, возвышался на своем неизменном мостике, торжественный и непреклонный, отдавая приказания в машинное отделение через переговорную трубку. Таня, проходя с Ириной по палубе, помахала Лебзяку рукой:
— Привет Сергею Васильевичу!
— Здравствуй, красавица. Что-то я тебя долгое время не примечал.
— В фашистской Германии каторжную повинность отбывала.
— С благополучным тебя возвращением. А как ты туда попала?
— По милости атамана.
— Мерзопакостного Пашки Белгородцева?
Таня кивнула головой.
— Одним словом — мразь. А сколько людей загубил!
— И сам кончил плохо.
— Знаю. Акимовна пристрелила его.
Вдруг «Тамань» так повалилась на борт, что Ирина вскрикнула и вцепилась в бортовые поручни.
— Не пугайтесь, гражданочка, — улыбнулся Лебзяк.
— Мы не утонем? — спросила Ирина, ее глаза были полны страха.
— Пока я на мостике, будьте спокойны.
— А чего это пароход на бок валится?
— Сдает, старуха. Идем последним рейсом. В Ростове будем прощаться. «Тамань» пойдет на слом, а я — на пенсию, — и капитан склонился над трубкой: — Полный вперед!
«Тамань» вздрогнула, выровнялась и пошла веселее. Ирина успокоилась и стала наблюдать за полетом
— Ты знакома с капитаном?
— Не только я. Ему знакомы все бронзокосцы. Уж сколько лет пришвартовывает он свою «Тамань» к нашему пирсу. А рыбаков моего поколения Сергей Васильевич знает с пионерского возраста. В море встретит их, обязательно помашет фуражкой. А рыбаки шляпами ему салютуют.
— Значит, ваша Коса имеет портовое значение? — пошутила Ирина.
— Вроде так, — засмеялась Таня, но тут же оборвала смех, вся напряглась, и глаза ее остановились на одной точке. Она стояла не шевелясь, в немом оцепенении.
Ирина повернула голову и увидела плывший им навстречу горбатый берег, на котором белели опрятные рыбацкие хаты и зеленел густой листвой молодой парк. Длинная песчаная отмель, отсвечивая на солнце, бронзовой стрелой вонзалась в море. В нескольких метрах от берега дремали заякоренные четыре баркаса и мотобот.
— Это и есть ваша родина? — тихо спросила Ирина.
— Да! — воскликнула Таня, разорвав оцепенение. — Мы дома. Мы уже дома. Смотри, Ира, сколько на берегу народу. Нас встречают. Значит, Анка получила телеграмму. — Она обняла Ирину, и та почувствовала, как дрожит ее рука. — Боже мой! Как мил и бесконечно дорог родной край… Здравствуй, светлый берег!.. — и помахала рукой.
Волнение Тани передалось Ирине, и она стала нервно прохаживаться по палубе, кусая уголок носового платка. Усеянный людьми берег быстро приближался. Продолжительный гудок «Тамани» огласил взморье.
— Ира! — позвала ее Таня и кивнула на берег. — Узнаешь кого-нибудь?
— Нет…
— Так слушай: впереди всех, у пирса, Евгенушка и Акимовна, а между ними Анка.
— Как будто она, — прищурилась Ирина.
— Она! Позади них председатель колхоза Васильев с женой Дарьей. Слева от них — Кавун и Орлов…
— Да, да… узнаю. Кавуна не знаю, а его… Орлова… — и смолкла. Ирина так разволновалась, что не могла больше говорить…
— А кто же это в тельняшке и бескозырке? — впилась Таня глазами в Сашку Сазонова, стоявшего на пирсе и приготовившегося принять с «Тамани» швартовы. — Что-то я не узнаю этого морячка. — А когда «Тамань» стала медленно причаливать левым бортом к пирсу, радостно вскрикнула: — Сашок!
— Таня! — откликнулся Сашка, вскинув кверху руки и потрясая ими. — Танюшка! Жива, милая!..
По пирсу бежала Анка, за ней ковыляла отяжелевшая Евгенушка. И только Таня сошла по трапу, Сашка первым обнял ее и выхватил из ее рук чемоданчик. Подруги расцеловались, потом Анка легонько подтолкнула Таню к Евгенушке и бросилась в объятия Ирины.
— Хорошая моя… Не подвела… Сдержала слово и приехала… Да какая же ты чудесная… Ты вся прелесть, Ирочка…
Сашка, Таня и Евгенушка шли впереди, за ними следовали Анка и Ирина. Как только Таня, возбужденная и разгоряченная, сошла с пирса и ступила на берег, она почувствовала, что ей отказывают ноги, и грохнулась на колени.