Анна Каренина. Черновые редакции и варианты
Шрифт:
— Хорошо, хорошо.
И такое грустное и странное выраженіе сдлалось при этомъ на лиц матери. Она подошла къ нему.
— Ну, прощай, милый мой Кутикъ — (такъ звала она его ребенкомъ), — милый, милый. Такъ ты никогда не забудешь меня?
Сережа понялъ, что она прощается. Онъ хотлъ спросить, зачмъ? Но по ея лицу понялъ, что этаго нельзя спрашивать.
* № 150 (рук. № 90).
Яшвинъ опрокинулъ еще рюмку коньяку въ шипящую воду, выпилъ и всталъ, застегиваясь.
— Я общался ухать съ Анной Аркадьевной, — сказалъ онъ, чуть улыбаясь подъ усами и показывая этой улыбкой, что онъ считаетъ неосновательными опасенія Вронскаго. — Ты прідешь?
— Не думаю, — отвчалъ Вронской. — Такъ завтра подемъ вмст жеребца посмотрть. Ты задешь?
— Ладно. А
— Нтъ, мн дло есть.
— Ну такъ до завтра.
И Яшвинъ вышелъ. «Съ женою забота, съ не женой еще хуже, — подумалъ онъ. — А славная баба».
Вронской, оставшись одинъ, взялъ свою начатую давно ужъ толстую книгу объ искусств, но, только прочтя первую фразу, убдился, что читать и понимать этой дребедени (какъ онъ самъ себ опредлилъ сужденія автора о упадк греческаго искусства) не можетъ, и швырнулъ книгу на столъ. «Да, нынче что — четвергъ, абонементъ? Да, Егоръ съ женой тамъ, и мать, вроятно. Что бишь нынче? Аида. Это значитъ весь Петербургъ тамъ».
* № 151 (рук. № 90).
Онъ вошелъ по покатому ковру въ то время, какъ пвица, блестя обнаженными плечами, атласомъ и бриліянтами, нагибалась, улыбаясь, съ помощью тенора, державшаго ее за руку, собирала неловко перелетавшіе черезъ рампу букеты, и какой то господинъ съ рядомъ въ середин блествшихъ помадой волосъ и длинными руками тянулся черезъ рампу съ какой то вещью. Воины и поселяне стояли съ голыми руками и обтянутыми ногами и, оборачиваясь въ 3/4 на публику, перешептывались. Капельмейстеръ на своемъ возвышеніи помогалъ передавать и оправлялъ свой блый галстукъ. Музыканты отирали платками потъ, въ ложахъ, въ партер блествшія нарядами дамы и рдкіе мундиры и сюртуки, въ райк поддевки и пиджаки — вс шевелились, хлопали и кричали. Люстры и газовые рожки въ бронзовыхъ подобіяхъ свчей ярко горли. Вронскій вошелъ въ середину партера и, остановившись, сталъ оглядываться. Все, что онъ видлъ, было такъ знакомо ему, что онъ не видлъ уже общаго, но въ этомъ общемъ вншнемъ благоприличіи и порядк и блеск, въ этой тысячной толп онъ видлъ и чувствовалъ только отношенія десятковъ близко знакомыхъ ему лицъ его круга, и онъ чувствовалъ отношенія этихъ лицъ между собой. Нынче, мене чмъ когда нибудь, онъ обратилъ вниманіе на пвицу, на сцену, на этотъ шумъ, который, онъ зналъ, ничего другаго не выражалъ, какъ радость о томъ, что есть предлогъ удовлетворить своей потребности пошумть, ни на вс т обычныя лица, несмотря на то что они перемняются, всегда составляющія одинъ и тотже составъ театра.
Оглядывая партеръ, онъ видлъ тхъ же знакомыхъ ему стариковъ и молодыхъ въ первомъ ряду, однихъ сидящихъ тамъ, какъ Серпуховской, и другихъ ему подобныхъ, потому что имъ въ голову не могло придти сидть не въ 1-мъ ряду, другихъ, залзающихъ не въ свой 1-й рядъ только для того, чтобы быть тамъ, гд Серпуховской. Тже были разбросанные по разнымъ рядамъ и въ сталяхъ знакомые настоящіе люди между толпою Богъ знаетъ кого, съ бородами или совсмъ безъ перчатокъ или въ Богъ знаетъ какихъ перчаткахъ, людей, на которыхъ всегда бывало досадно Вронскому за то, что они тоже позволяли себ какъ то по своему любить оперу и пвицу и тоже разсуждать объ этомъ. Въ сталяхъ были извстныя дамы изъ магазиновъ, вроятно, и разныя несчастныя, которыя тоже воображали, что они дамы. Наверху, какъ и всегда, отъ райка до бельэтажа толпилось тоже знакомое стадо, и наконецъ въ бельэтаж и бенуар, тоже какъ и всегда, была обычная публика. Были эти дамы полусвта, кое гд были дамы банкировъ, купцовъ, были эти обычные, Богъ знаетъ кто, пріхавшiе изъ деревень и задающіе праздникъ налитымъ кровью имянинницамъ или невстамъ барышнямъ съ красными руками, съ какими то офицерами въ задахъ ложи, которые старались, очевидно, что то представлять изъ себя, что то доказать. И наконецъ во всей этой толп было ложъ 12, 15, въ которыхъ были настоящіе и въ которыхъ сидли люди и женщины вс одинаково равнодушные ко всему остальному и занятые собою, своими интересами дня. И это были оазисы, въ которыхъ была жизнь, на которые Вронскій обратилъ вниманіе и съ которыми онъ тотчасъ же вошелъ въ сношенія, не выходя еще изъ партера. Актъ кончился, когда онъ вошелъ, и потому онъ, не заходя въ ложу брата, прошелъ до перваго ряда и остановился у рампы съ Серпуховскимъ, который, упираясь ногами въ рампу, издалека увидавъ его, звалъ его къ себ улыбкой.
Вронскому стоило только оглядть
* № 152 (рук. № 90).
— Благодарю васъ, — сказала она, взявъ въ маленькую руку въ высокой перчатк поднятую Вронскимъ афишу и съ удивленіемъ взглянувъ на отворявшуюся дверь ложи, впустившую Лизу. Густая краска покрыла ея лицо и шею; она поняла чувство Лизы, которая пожалла и, быстро вставъ, пошла ей навстрчу, но попросила ее ссть сзади ложи, не выходя на свтъ. — Да, я недавно пріхала и скоро узжаю. Ваши дти здоровы? — говорила Анна. — Я хотла... я... — Она не могла договорить, слезы задушили ея голосъ.
Лиза сдлала, какъ будто она не замтила ея волненія, и, поговоривъ съ ней о театр и Рим, не словомъ не упомянувъ о своемъ девер, такая же спокойная и холодная, какъ всегда, вышла отъ нея.
Посл визита Лизы Анна уже не могла боле взять на себя того, чтобы выйти на свтъ. Она сказала, что у нея голова болитъ, и попросила Яшвина проводить ее до кареты.
Пріхавъ домой, она долго не снимала своего тяжелаго платья и не позволяла себ думать о томъ, что было. Она ждала Вронскаго, чтобы при немъ думать и сказать ему все, что она думаетъ и чувствуетъ. Ей казалось сначала, что онъ, одинъ онъ былъ виноватъ во всемъ. Зачмъ онъ не похалъ съ нею, зачмъ онъ не подошелъ къ ней? Зачмъ онъ не отговорилъ ее хать? Но прошли полчаса, онъ не халъ, и она стала думать о томъ, что было.
Вспоминая теперь, она не могла понять самое себя. Какъ? какимъ путемъ могла она ршиться похать — поставить себя въ это ужасное положеніе? Она Богъ знаетъ кто — неприлично сидть съ ней рядомъ, вспоминала она. Она, стало быть, une femme entretenue. [1556]
«Но все таки какъ онъ смлъ это думать. Какъ жалости у него не было. Какъ онъ не понялъ моихъ страданій. Я сдлала это потому, что я не знаю, любитъ ли онъ меня. Я хотла испытать его любовь. Онъ не долженъ былъ довести меня до этаго. Если бы онъ любилъ, какъ я. Если бы онъ любовался мной, какъ я любовалась имъ тутъ въ театр, каждымъ жестомъ его, улыбкой, какъ онъ стоялъ у рампы съ Серпуховскимъ. Но вотъ шаги; врно, онъ. Если бы онъ былъ тутъ, разв я страдала бы, разв я бы могла думать объ униженіи? Что вс эти слова, когда онъ тутъ и его любовь моя. Нтъ, это не онъ, но теперь онъ скоро придетъ».
1556
[содержанка.]
Она сняла платье, переодлась и ждала его, но его не было. Все она продала за его любовь, и этой любви не было, если онъ могъ оставить ее въ такую минуту. И усумнившись въ его любви, все униженіе ея положенія представилось ей во всемъ ужас. И онъ былъ виноватъ въ этомъ, и она то ненавидла, то любила его.
Онъ былъ сердитъ за то, что она поставила его въ ложное положеніе, и не хотлъ придти къ ней, пока не пройдетъ его сердце. Но когда онъ утромъ пришелъ къ ней, она встртила его словами:
— Зачмъ вы пришли. Между нами все кончено.
И она разрыдалась слезами стыда и отчаянія. Слезы ея сразу покорили его. Онъ просилъ прощенія, онъ во всемъ считалъ виноватымъ себя. Онъ умолялъ ее врить въ свою любовь. И т слова увренія въ любви, которыя ему казались такъ пошлы, что онъ въ сомнніи выговаривалъ эти слова, она впивала въ себя и чувствовала, что одни эти слова могутъ дать ей силы жизни. Это была ихъ первая ссора. Ссора заглушила все то, что было поводомъ къ ней. Пребываніе въ Петербург казалось имъ, особенно Анн, дурнымъ сномъ, и они похали въ деревню какъ вновь влюбленные, радуясь на свое счастье.