Анна Каренина. Черновые редакции и варианты

Толстой Лев Николаевич

— Это несчастіе, — говорилъ Ордынцевъ и опять лзъ къ тому мсту, куда пересли 3 бекаса; но напуганные, чмокнувъ, одинъ и вс взвились. Пафъ, пафъ, а изъ подъ ногъ еще одинъ. Онъ сталъ заряжать и чуть не обжегся, такъ горячи были стволы. Потъ лился ручьемъ и освжал. Солнце стояло въ зенит и пекло. Кора стояла у ногъ, махая хвостомъ и готовая къ новымъ трудамъ. Онъ тронулся: каблукъ, вытаскиваемый изъ ржавчины, чмокнулъ. Онъ схватился за ружье, думая, что бекасъ. «Нечего длать, надо на отдыхъ».

Когда онъ вернулся, съ трудомъ таща ноги въ сапогахъ, облпившихся грязью, т 500 шаговъ, которые надо было пройти до избы Финогеныча, безъ надежды на дупелей, показались ему тяжелй всей ходьбы дня.

Когда онъ пришелъ, Степанъ Аркадьичъ сидлъ на стул красный, съ прищемившими задъ дощечками, и Финогенычъ тянулъ съ него сапоги. Другая нога, мокрая, съ срыми складками и кружками прилипшей болотной травы. Онъ былъ веселъ и свжъ. Обмылъ ноги, все перемнилъ и уже шутилъ съ 16-ти лтъ дочерью Финогеныча [1634] .

1634

Рядом

на полях написано: [1] Мужики напоили водкой. [2] Степанъ Аркадьiчъ далъ послднія деньги.

Ордынцевъ, мрачный, не говоря, снялъ сапоги и побжалъ купаться. Выкупавшись и освживъ свое атлетическое тло, онъ вернулся, и вся мрачность пропала. Они взялись за завтракъ. Жареная курица, которую рвали руками, яйца, хлбъ, соль, водка — все это вкусное, охотничьимъ особеннымъ вкусомъ. Только что они улеглись съ папиросами и начали разговоръ о новомъ завод, какъ пришли мужики, и Ордынцевъ вышелъ къ нимъ, а Алабинъ заснулъ сладкимъ сномъ. Ордынцевъ часа три проговорилъ и вернулся довольный. «Отлично устроилъ, это лучшіе арендаторы. Ну, чаю». Алабинъ проснулся и началъ хвалить двочку, сравнивая ее съ только что вылущеннымъ задкомъ оршка.

— Я не понимаю, — сказалъ Ордынцевъ, — какъ лишать себя главнаго счастья супружества — этаго спокойствiя къ женшинамъ. Я свтъ узналъ... Я... — и онъ началъ длинно описывать прежнее состояніе и теперешнее.

— А я не понимаю, какъ лишать себя поэзіи женщинъ. Безъ этаго нтъ жизни. И я знаю, ты думаешь, что это для семьи? Нисколько. Только не въ дом. Я знаю, я имю вины, но не это. И помни, надо теб сказать, что это удивительная женщина, моя жена [1635] .

1635

Рядом на полях написано: Финогенычъ разсказываетъ, какъ въ охотномъ ряду.

И онъ сдлалъ свою profession de foi. [1636] Ордынцевъ разсказалъ свое удивленье передъ мiромъ женщинъ, ихъ раcположеніемъ духа, и то, что ссоры между имъ и женой быть не можетъ и что если бы была ссора, онъ бы счелъ себя погибшимъ.

Вечернее поле похали, собаки облизались, но устали и не лзли съ телги. Одна Кора только отъ собакъ по деревнямъ. Пріхали въ лсъ. Караульщикъ. Черными бгали. Ордынцевъ уби[лъ]. Подмнилъ заяцъ. Ордынцевъ обходилъ и ноги волочилъ. Слъ отдыхать, и выводокъ чудный. Ордынцевъ не убилъ. Алабинъ.

1636

[исповедание веры.]

Пріхали веселые, усталые. На терассу, переодлись. Долли [1637] нтъ, она ухала. Ордынцева ждутъ бумаги изъ управы. Жена подаетъ, старается. Сестра спрашиваетъ, какъ ея дла. Онъ хлопочетъ и приходитъ къ чаю.

* № 154 (рук. № 94).

Удашевъ и Анна жили въ Воздвиженскомъ, сел, почти городк, пожалованномъ прадду Удашева и которое при раздел досталось на долю младшаго брата. Въ имньи былъ дворецъ (онъ такъ и назывался), фонтаны, статуи въ саду. Имнье это было заброшено. Но тотчасъ же по выход своемъ въ отставку и отъзд съ Анной за границу Удашевъ създилъ туда и послалъ туда архитектора и сдлалъ распоряженія для возобновления всего. Все это стоило страшныхъ денегъ, но, когда молодые вернулись изъ за границы, они нашли дворецъ почти готовымъ, и Анна была восхищена и красотой мста на крутомъ берегу извивающейся рки и великолпiемъ постройки и внутренняго убранства. Удашевъ во всемъ любилъ крупное и величавое и потому, разъ взявшись за устройство дома и перестройку, онъ не жаллъ денегъ, и, дйствительно, все получило хотя и новый, но величавый характеръ.

1637

Зачеркнуто: только пріхала

Великолпіе это въ первую минуту произвело на чуткую душу Анны оскорбительное впечатлніе, она вспомнила, съ чмъ обыкновенно соединяется роскошь; но скоро она сжилась съ этой обстановкой и съ свойственнымъ ей тактомъ, среди безумной роскоши, окружавшей ея, сама какъ бы умышленно держалась величайшей простоты. Она носила самые простые платья и прически. Кром того, обращеніе съ ней Удашева, какъ въ первое время, въ Петербург, такъ и заграницей и въ особенности здсь, было до такой степени почтительно (насколько оно можетъ быть между мужемъ и женою), что непріятныя мысли, вызванныя въ первую минуту этой роскошью, были забыты ею, она свыклась съ новымъ домомъ и увлеклась тмъ, что занимало мужа (какъ она называла Удашева) — именно конскимъ заводомъ — рысистымъ и скаковымъ — и въ особенности постройками и перестройками, убранствомъ, которые все продолжались и не только не кончались, но, казалось, разростались. Кром того, у Анны были и свои личныя пристрастья — это былъ огромный акваріумъ (она сама кормила зврей и рыбъ, пріучала ихъ и заботилась о ихъ вод) и [1638]

школа двочекъ, которую она [1639] наблюдала. При двочк была кормилица и Англичанка няня, и Анна мало занималась двочкой. Она сама не кормила ее — съ ней были связаны тяжелыя самыя воспоминанія, и кром того видъ этаго ребенка напоминалъ ей мужа и Сережу, о к[оторыхъ] она умла забывать. Она именно умла забывать. Она вс эти [1640] послдніе медовые мсяца какъ бы прищуриваясь глядла на свое прошедшее, съ тмъ чтобы не видать его всего до глубины, a видть только поверхностно. И она такъ умла поддлаться къ своей жизни, что она такъ поверхностно и видла прошедшее. Она, какъ въ этихъ картинкахъ, которыя сучьями деревьевъ образовываютъ фигуру, нарочно видла одни деревья, а не фигуры, которые они образовывали. И она была искренна, когда говорила Удашеву, что она счастлива. Посл всего горя мученій, раскаянія, стыда, униженія послдняго времени она какъ изъ подъ воды вынырнула, дыша воздухомъ, и съ наслажденіемъ дышала имъ. Обида доброму мужу, разлука съ сыномъ, мннія свта — все это не существовало для нея, потому что она никогда не думала объ этомъ. Она была счастлива своей и его любовью, и медовый мсяцъ ихъ не прерывался. Но для той жизни, которую они вели, имъ необходимъ былъ свтъ, люди, т самые, которые, они говорили себ, что имъ не нужно. Эти оранжереи, эти цльныя зеркальныя стекла въ дом, эти медальоны vieux saxe [1641] вмсто пуговицъ на обояхъ ея кабинета, эти экипажи, лошади — все это теряло смыслъ, если никто не видлъ этаго. И потому они оба одинаково и въ одно время почувствовали необходимость публики. Первый человкъ, постившій ихъ, былъ Степанъ Аркадьичъ. Оба были очень рады ему, и онъ умлъ такъ быть простъ и остороженъ, что ни на секунду не задлъ ихъ неловкаго положенія. Посл Степана Аркадьича черезъ Бетси они приглашали Тушкевича, который пріхалъ къ нимъ на все лто, и онъ былъ пріятенъ, потому что зналъ толкъ во всемъ и развлекъ. Кром этихъ гостей, Алексй Кириллычъ въ деревн тотчасъ же нашелъ придворныхъ, и [1642] къ нему стали здить помщики безъ женъ, но все таки были хорошіе люди, понимавшіе нкоторый толкъ. Потомъ были домочадцы — докторъ, управляющій. Дамъ никого не было. Но на дняхъ хотла пріхать либеральная Дарья Александровна. Анна Аркадьевна съ волненіемъ ждала ее, и это волненiе сообщалось и Алексю Кириллычу.

1638

Зачеркнуто: больница

1639

Зач.: увеличивала

1640

Зач.: три мсяца

1641

[старинного саксонского фарфора]

1642

Зачеркнуто: сталъ главой

Дарья Александровна на четверк соловопгихъ, какъ и распорядился Ордынцевъ, выхала посл чая и въ самый жаръ, тогда, когда мужики съ косами укладывались на отдыхъ, а ярко пестрыя бабы на сухомъ жару съ пснями ходили рядами, загребая валы, подъзжала къ Полунину. У поворота въ аллею съ старой скотопрогонной большой дороги кучеръ остановилъ запотвшую четверню и кликнулъ мужика изъ кучки, лежавшаго подъ оглоблями телги. Слпни облпили лошадей, лошади били ногами, и стало еще жарче. Втерокъ, который былъ на зд, затихъ. Одинъ старикъ отбивалъ косу; металическій звонъ отбоя равномрно раздавался въ тишин посл звука колесъ. Безъ шапки, курчавый сдой старикъ съ темной отъ пота горбатой спиной босикомъ подошелъ къ коляск, не выпуская изъ рукъ косу [1643] .

1643

На полях написано: [1] Долли подъхала къ Удашевымъ. Они верхомъ, все блеститъ и красавцы. [2] Не отдавать визита. [3] Маркевичъ.

[4] Маркевичъ гость. Его ругаютъ, а держутъ.

— Въ Полунино? На барскій дворъ? Прямо по пришпекту, — сказалъ онъ. — Да вамъ кого?

— Барина, голубчикъ, — сказала Дарья Александровна, — и барыню. Дома они?

— Барыню то молодую? — сказалъ мужикъ. — Дома нтъ, матушка, сейчасъ верхомъ прохали. Значитъ, разгуляться прохали, а то дома. А вы, видать, не бывали еще у нашего то, — сказалъ мужикъ, видимо желая поговорить.

— Нтъ, не была.

— Ну такъ поглядите, глазъ не отведешь. Ужъ какъ убралъ баринъ то — бда. Лучше царскаго дворца. Страсть.

— Вотъ какъ.

— А вы чьи будете?

— Изъ Волхова, — сказалъ кучеръ, влзая на козлы.

— Михаилъ Николаича, знаемъ. Баринъ хорошій. Что, работы нтъ ли насчетъ покосу?

Молодой здоровый, огромнаго роста парень подошелъ тоже.

— Не знаю, голубчикъ. Ну, прощай.

— Съ Богомъ, — сказалъ мужикъ.

Но только что они тронулись въ аллею, онъ закричалъ ему, махая рукой:

— Постоооой! — Кучеръ остановился. — Самъ детъ. Вонъ они втроемъ. Вишь, заваливаютъ, — говорилъ мужикъ, указывая на 3-хъ верховыхъ, скакавшихъ по дорог.