Анна Каренина
Шрифт:
ее решение, что Грише не будет сладкого пирога. Это испортило немного общую
радость.
Гриша плакал, говоря, что и Николенька свистал, но что вот его не
наказали, и что он не от пирога плачет, - ему все равно, - но о том, что с
ним несправедливы. Это было слишком уже грустно, и Дарья Александровна
решилась, переговорив с англичанкой, простить Гришу и пошла к ней. Но тут,
проходя чрез залу, она увидала сцену, заполнившую такою радостью
что слезы выступали ей на глаза, и она сама простила преступника.
Наказанный сидел в зале на угловом окне; подле него стояла Таня с
тарелкой. Под видом желания обеда для кукол, она попросила у англичанки
позволения снести свою порцию пирога в детскую и вместо этого принесла ее
брату. Продолжая плакать о несправедливости претерпенного им наказания, он
ел принесенный пирог и сквозь рыдания приговаривал: "Ешь сама, вместе будем
есть... вместе".
На Таню сначала подействовала жалость за Гришу, потом сознание своего
добродетельного поступка, и слезы у ней тоже стояли в глазах; но она, не
отказываясь, ела свою долю.
Увидав мать, они испугались, но, вглядевшись в ее лицо, поняли, что они
делают хорошо, засмеялись и с полными пирогом ртами стали обтирать
улыбающиеся губы руками и измазали все свои сияющие лица слезами и вареньем.
– Матушки!! Новое белое платье! Таня! Гриша!
– говорила мать, стараясь
спасти платье, но со слезами на глазах улыбаясь блаженною, восторженною
улыбкой.
Новые платья сняли, велели надеть девочкам блузки, а мальчикам старые
курточки и велели закладывать линейку - опять, к огорчению приказчика,
Бурого в дышло, - чтоб ехать за грибами и на купальню. Стон восторженного
визга поднялся в детской и не умолкал до самого отъезда на купальню.
Грибов набрали целую корзинку, даже Лили нашла березовый гриб. Прежде
бывало так, что мисс Гуль найдет и покажет ей; но теперь она сама нашла
большой березовый шлюпик, и был общий восторженный крик: "Лили нашла
шлюпик!"
Потом подъехали к реке, поставили лошадей под березками и пошли в
купальню. Кучер Терентий, привязав к дереву отмахивающихся от оводов
лошадей, лег, приминая траву, в тени березы и курил тютюн, а из купальни до-
носился до него неумолкавший детский веселый визг.
Хотя и хлопотливо было смотреть за всеми детьми и останавливать их
шалости, хотя и трудно было вспомнить и не перепутать все эти чулочки,
панталончики, башмачки с разных ног и развязывать, расстегивать и завязывать
тесемочки и пуговки, Дарья Александровна, сама для себя любившая всегда
купанье,
этим купаньем со всеми детьми. Перебирать все эти пухленькие ножки,
натягивая на них чулочки, брать в руки и окунать эти голенькие тельца и
слышать то радостные, то испуганные визги; видеть эти задыхающиеся, с
открытыми, испуганными и веселыми глазами лица, этих брызгающихся своих
херувимчиков было для нее большое наслаждение.
Когда уже половина детей были одеты, к купальне подошли и робко
остановились нарядные бабы, ходившие за сныткой и молочником. Матрена
Филимоновна кликнула одну, чтобы дать ей высушить уроненную в воду простыню
и рубашку, и Дарья Александровна разговорилась с бабами. Бабы, сначала
смеявшиеся в руку и не понимавшее вопроса, скоро осмелились и разговорились,
тотчас же подкупив Дарью Александровну искренним любованьем детьми, которое
они выказывали.
– Ишь ты красавица, беленькая, как сахар, - говорила одна, любуясь на
Танечку и покачивая головой.
– А худая....
– Да, больна была.
– Вишь ты, знать тоже купали, - говорила другая на грудного.
– Нет, ему только три-месяца, - отвечала с гордостью Дарья
Александровна.
– Ишь ты!
– А у тебя есть дети?
– Было четверо, двое осталось: мальчик и девочка. Вот в прошлый мясоед
отняла.
– А сколько ей?
– Да другой годок.
– Что же ты так долго кормила?
– Наше обыкновение: три поста...
И разговор стал самый интересный для Дарьи Александровны: как рожала?
чем был болен? где муж? часто ли бывает?
Дарье Александровне не хотелось уходить от баб, так интересен ей был
разговор с ними, так совершенно одни и те же были их интересы. Приятнее же
всего Дарье Александровне было то, что она ясно видела, как все эти женщины
любовались более всего тем, как много было у нее детей и как они хороши.
Бабы и насмешили Дарью Александровну и обидели англичанку тем, что она была
причиной этого непонятного для нее смеха. Одна из молодых баб приглядывалась
к англичанке, одевавшейся после всех, и когда она надела на себя третью
юбку, то не могла удержаться от замечания: "Ишь ты, крутила, крутила, все не
накрутит!" - сказала она, и все разразились хохотом.
IX
Окруженная всеми выкупанными, с мокрыми головами, детьми, Дарья