Анна Каренина
Шрифт:
В Ергушове большой старый дом был давно сломан, и еще князем был
отделан и увеличен флигель. Флигель лет двадцать тому назад, когда Долли бы-
ла ребенком, был поместителен и удобен, хоть и стоял, как все флигеля, боком
к выездной аллее и к югу. Но теперь флигель этот был стар и гнил. Когда еще
Степан Аркадьич ездил весной продавать лес, Долли просила его оомотреть дом
и велеть поправить что нужно. Степан Аркадьич, как и все виноватые мужья,
очень
обо всем, по его понятию, нужном. По его понятию, надо была перебить
кретоном всю мебель, повесить гардины, расчистить сад, сделать мостик у
пруда и посадить цветы; но он забыл много других необходимых вещей,
недостаток которых потом измучал Дарью Александровну.
Как ни старался Степан Аркадьич быть заботливым отцом и мужем, он никак
не мог помнить, что у него есть жена и дети. У него были холостые вкусы,
только с ними он соображался. Вернувшись в Москву, он с гордостью объявил
жене, что все приготовлено, что дом будет игрушечка и что он ей очень
советует ехать. Степану Аркадьичу отъезд жены в деревню был очень приятен во
всех отношениях: и детям здорово, и расходов меньше , и ему свободнее. Дарья
же Александровна считала переезд в деревню на лето необходимым для детей, в
особенности для девочки, которая не могла поправиться после скарлатины, и,
наконец, чтоб избавиться от мелких унижений, мелких долгов дровянику,
рыбнику, башмачнику, которые измучали ее. Сверх того, отъезд был ей приятен
еще и потому, что она мечтала залучить к себе в деревню сестру Кити, которая
должна была возвратиться из-за границы в середине лета, и ей предписано было
купанье. Кити писала с вод, что ничто ей так не улыбается, как провести лето
с Долли в Ергушове, полном детских воспоминаний для них обеих.
Первое время деревенской жизни было для Долли очень трудное. Она живала
в деревне в детстве, и у ней осталось впечатление, что деревня есть спасение
от всех городских неприятностей, что жизнь там хотя и не красива (с этим
Долли легко мирилась), зато дешева и удобна: все есть, все дешево, все можно
достать, и детям хорошо. Но теперь, хозяйкой приехав в деревню, она увидела,
что это все совсем не так, как она думала.
На другой день по их приезде пошел проливной дождь, и ночью потекло в
коридоре и в детской, так что кроватки перенесли в гостиную. Кухарки людской
не было; из девяти коров оказались, по словам скотницы, одни тельные, другие
первым теленком, третьи стары, четвертые тугосиси; ни масла, ни молока даже
детям недоставало.
старых, лиловых, жилистых петухов. Нельзя было достать баб, чтобы вымыть
полы, - все были на картошках. Кататься нельзя было, потому что одна лошадь
заминалась и рвала в дышле. Купаться было негде, - весь берег реки был
истоптан скотиной и открыт с дороги; даже гулять нельзя было ходить, потому
что скотина входила в сад через сломанный забор, и был один страшный бык,
который ревел и потому, должно быть, бодался. Шкафов для платья не было.
Какие были, те не закрывались и сами открывались, когда проходили мимо их.
Чугунов и корчаг не было; котла для прачечной и даже гладильной доски для
девичьей не было.
Первое время, вместо спокойствия и отдыха попав на эти страшные, с ее
точки зрения, бедствия, Дарья Александровна была в отчаянии: хлопотала изо
всех сил, чувствовала безвыходность положения и каждую минуту удерживала
слезы, навертывавшиеся ей на глаза. Управляющий, бывший вахмистр, которого
Степан Аркадьич полюбил и определил из швейцаров за его красивую и
почтительную наружность, не принимал никакого участия в бедствиях Дарьи
Александровны, говорил почтительно: "Никак невозможно, такой народ
скверный", и ни в чем не помогал.
Положение казалось безвыходным. Но в доме Облонских, как и во всех
семейных домах, было одно незаметное, но важнейшее и полезнейшее лицо -
Матрена Филимоновна. Она успокоивала барыню, уверяла ее, что все образуется
(это было ее слово, и от нее перенял его Матвей), и сама, не торопясь и не
волнуясь, действовала.
Она тотчас же сошлась с приказчицей и в первый же день пила с нею и с
приказчиком чай под акациями и обсуждала все дела. Скоро под акациями
учредился клуб Матрены Филимоновны, и тут, через этот клуб, состоявший из
приказчицы, старосты и конторщика, стали понемногу уравниваться трудности
жизни, и через неделю действительно все образовалось. Крышу починили,
кухарку, куму старостину, достали, кур купили, молока стало доставать и
загородили жердями сад, каток сделал плотник, к шкафам приделали крючки, и
они стали отворяться не произвольно, и гладильная доска, обернутая
солдатским сукном, легла с ручки кресла на комод, и в девичьей запахло
утюгом.
– Ну вот! а всь отчаивались, - сказала Матрена Филимоновна, указывая на
доску.
Даже построили из соломенных щитов купальню. Лили стала купаться, и для