Анна Каренина
Шрифт:
только, как объясняла Матрена Филимоновна, давать Пеструхе и Белопахой
больше корму и пойла и чтобы повар не уносил помои из кухни для прачкиной
коровы. Это было ясно. А рассуждения о мучном и травяном корме были
сомнительны и неясны. Главное же, ей хотелось говорить о Кити...
X
– Кити пишет мне, что ничего так не желает, как уединения и
спокойствия, - сказала Долли после наступившего молчания.
–
– с волнением спросил Левин.
– Слава богу, она совсем поправилась. Я никогда не верила, чтоб у нее
была грудная болезнь.
– Ах, я очень рад!
– сказал Левин, и что-то трогательное, беспомощное
показалось Долли в его лице в то время, как он сказал это и молча смотрел на
нее.
– Послушайте, Константин Дмитрич, - сказала Дарья Александровна,
улыбаясь своею доброю и несколько насмешливою улыбкой, - за что вы сердитесь
на Кити?
– Я? Я не сержусь, - сказал Левин.
– Нет, вы сердитесь. Отчего вы не заехали ни к нам, ни к ним, когда
были в Москве?
– Дарья Александровна, - сказал он, краснея до корней волос, - я
удивляюсь даже, что вы, с вашею добротой, не чувствуете этого. Как вам прос-
то не жалко меня, когда вы знаете...
– Что я знаю?
– Знаете, что я делал предложение и что мне отказано, - проговорил
Левин, и вся та нежность, которую минуту тому назад он чувствовал к Кити,
заменилась в душе его чувством злобы за оскорбление.
– Почему же вы думаете, что я знаю?
– Потому что все это знают.
– Вот уж в этом вы ошибаетесь; я не знала этого, хотя и догадывалась.
– А! ну так вы теперь знаете.
– Я знала только то, что что-то было, что ее ужасно мучало, и что она
просила меня никогда не говорить об этом. А если она не сказала мне, то она
никому не говорила. Но что же у вас было? Скажите мне.
– Я вам сказал, что было.
– Когда?
– Когда я был в последний раз у вас.
– А знаете, что я вам скажу, - сказала Дарья Александровна, - мне ее
ужасно, ужасно жалко. Вы страдаете только от гордости...
– Может быть, - сказал Левин, - но...
Она перебила его:
– Но ее, бедняжку, мне ужасно и ужасно жалко. Теперь я все понимаю.
– Ну, Дарья Александровна, вы меня извините, - сказал он, вставая. -
Прощайте! Дарья Александровна, до свиданья.
– Нет, постойте, - сказала она, схватывая его за рукав. - Постойте,
садитесь.
– Пожалуйста, пожалуйста, не будем говорить об этом, - сказал он,
садясь и вместе с тем чувствуя, что в сердце его поднимается и шевелится
казавшаяся ему похороненною
– Если б я вас не любила, - сказала Дарья Александровна, и слезы
выступили ей на глаза, - если б я вас не знала, как я вас знаю...
Казавшееся мертвым чувство оживало все более и более, поднималось и
завладевало сердцем Левина.
– Да, я теперь все поняла, - продолжала Дарья Александровна.
– Вы этого
не можете понять; вам, мужчинам, свободным и выбирающим, всегда ясно, кого
вы любите. Но девушка в положении ожидания, с этим женским, девичьим стыдом,
девушка, которая видит вас, мужчин, издалека, принимает все на слово, - у
девушки бывает и может быть такое чувство, что она не знает, что сказать.
– Да, если сердце не говорит...
– Нет, сердце говорит, но вы подумайте: вы, мужчины, имеете виды на
девушку, вы ездите в дом, вы сближаетесь, высматриваете, выжидаете, найдете
ли вы то, что вы любите, и потом, когда вы убеждены, что любите, вы делаете
предложение...
– Ну, это не совсем так.
– Все равно, вы делаете предложение, когда ваша любовь созрела или
когда у вас между двумя выбираемыми совершился перевес. А девушку не
спрашивают. Хотят, чтоб она сама выбирала, а она не может выбрать и только
отвечает: да и нет.
"Да, выбор между мной и Вронским", - подумал Левин, и оживавший в душе
его мертвец опять умер и только мучительно давил его сердце.
– Дарья Александровна, - сказал он, - так выбирают платье или не знаю
какую покупку, а не любовь.. Выбор сделан, и тем лучше... И повторенья быть
не может.
– Ах, гордость и гордость!- сказала Дарья Александровна, как будто
презирая его за низость этого чувства в сравнении с тем, другим чувством,
которое знают одни женщины.
– В то время как вы делали предложение Кити, она
именно была в том положении, когда она не могла отвечать. В ней было
колебание. Колебание: вы или Вронский.
– Его она видела каждый день, вас
давно не видала. Положим, если б она была старше, - для меня, например, на
ее месте не могло бы быть колебанья. Он мне всегда противен был, и так и
кончилось.
Левин вспомнил ответ Кити. Она сказала: Нет, это не может быть...
– Дарья Александровна, - сказал он сухо, - я ценю вашу доверенность ко
мне; я думаю, что вы ошибаетесь. Но, прав я или неправ, эта гордость,
которую вы так презираете, делает то, что для меня всякая мысль о Катерине
Александровне невозможна, - вы понимаете, совершенно невозможна.