Анна Каренина

Толстой Лев Николаевич

этом - значит придавать важность тому, что ее не имеет". Она вспомнила, как

она рассказала почти признание, которое ей сделал в Петербурге молодой

подчиненный ее мужа, и как Алексей Александрович ответил, что, живя в свете,

всякая женщина может подвергнуться этому, но что он доверяется вполне ее

такту и никогда не позволит себе унизить ее и себя до ревности. "Стало быть,

незачем говорить? Да, слава богу, и нечего говорить", - сказала она себе.

XXXIII

Алексей Александрович вернулся из министерства в четыре часа, но, как

это часто бывало, не успел войти к ней. Он прошел в кабинет принимать

дожидавшихся просителей и подписать некоторые бумаги, принесенные правителем

дел. К обеду (всегда человека три обедали у Карениных) приехали: старая

кузина Алексея Александровича, директор департамента с женой и один молодой

человек, рекомендованный Алексею Александровичу на службу. Анна вышла в

гостиную, чтобы занимать их. Ровно в пять часов бронзовые часы Петра I не

успели добить пятого удара, как вышел Алексей Александрович в белом галстуке

и во фраке с двумя звездами, так как сейчас после обеда ему надо было ехать.

Каждая минута жизни Алексея Александровича была занята и распределена. И для

того чтоб успевать сделать то, что ему предстояло каждый день, он держался

строжайшей аккуратности. "Без поспешности и без отдыха" - было его девизом.

Он вошел в залу, раскланялся со всеми и поспешно сел, улыбаясь жене.

– Да, кончилось мое уединение. Ты не поверишь, как неловко (он ударил

на слове неловко) обедать одному.

За обедом он поговорил с женой о московских делах с насмешливою улыбкой

спрашивал о Степане Аркадьиче; но разговор шел преимущественно общий, о

петербургских служебных и общественных делах. После обеда он провел полчаса

с гостями и, опять с улыбкой пожал руку жене, вышел и уехал в совет. Анна не

поехала в этот раз ни к княгине Бетси Тверской, которая, узнав о ее приезде,

звала ее вечером, ни в театр, где нынче была у нее ложа. Она не поехала

преимущественно потому, что платье, на которое она рассчитывала, было не

готово. Вообще, занявшись после отъезда гостей своим туалетом, Анна была

очень раздосадована. Пред отъездом в Москву она, вообще мастерица одеваться

не очень дорого, отдала модистке для переделки три платья. Платье нужно было

так переделать, чтоб их нельзя было узнать и они должны были быть готовы уже

три дня тому назад. Оказалось, что два платья были совсем не готовы, а одно

переделано не так, как того хотела Анна. Модистка приехала объясняться,

утверждая, что так будет лучше, и Анна

разгорячилась так, что ей потом

совестно было вспоминать. Чтобы совершенно успокоиться, она пошла в детскую

и весь вечер провела с сыном, сама уложила его спать, перекрестила и покрыла

его одеялом. Она рада была, что не поехала никуда и так хорошо провела этот

вечер. Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела, что все, что ей на

железной дороге представлялось столь значительным, был только один из

обычных ничтожных случаев светской жизни и что ей ни пред кем, ни пред собой

стыдиться нечего. Анна села у камина с английским романом и ждала мужа.

Ровно в половине десятого послышался его звонок, и он вошел в комнату.

– Наконец-то ты!- сказала она, протягивая ему руку.

Он поцеловал ее руку и подсел к ней.

– Вообще я вижу, что поездка твоя удалась, - сказал он ей.

– Да, очень, - отвечала она и стала рассказывать ему все сначала: свое

путешествие с Вронскою, свой приезд, случай на железной дороге. Потом

рассказала свое впечатление жалости к брату сначала, потом к Долли.

– Я не полагаю, чтобы можно было извинять такого человека, хотя он и

твой брат, - сказал Алексей Александрович строго.

Анна улыбнулась. Она поняла, что он сказал это именно затем, чтобы

показать, что соображения родства не могут остановить его в высказывании

своего искреннего мнения. Она знала эту черту в своем муже и любила ее.

– Я рад, что все кончилось благополучно и что ты приехала, - продолжал

он.
– Ну, что говорят там про новое положение, которое я провел в совете?

Анна ничего не слышала об этом положении, и ей стало совестно, что она

так легко могла забыть о том, что для него было так важно.

– Здесь, напротив, это наделало много шума, - сказал он с самодовольною

улыбкой.

Она видела, что Алексей Александрович хотел что-то сообщить ей приятное

для себя об этом деле, и она вопросами навела его на рассказ. Он с тою же

самодовольною улыбкой рассказал об овациях, которые были сделаны ему

вследствие этого проведенного положения.

– Я очень, очень был рад. Это доказывает, что, наконец, у нас начинает

устанавливаться разумный и твердый взгляд на это дело.

Допив со сливками и хлебом свой второй стакан чая, Алексей

Александрович встал и пошел в свой кабинет.

– А ты никуда не поехала; тебе, верно, скучно было?
– сказал он.

– О нет!- отвечала она, встав за ним и провожая его чрез залу в

кабинет.
– Что же ты читаешь теперь?
– спросила она.