Анна Каренина
Шрифт:
– Нет, все собирается.
– Вот как!- проговорил князь.
– Так и мне собираться ? Слушаю-с, -
обратился он к жене, садясь.
– А ты вот что, Катя, - прибавил он к меньшой
дочери, - ты когда-нибудь, в один прекрасный день, проснись и скажи себе: да
ведь я совсем здорова и весела, и пойдем с папа опять рано утром по морозцу
гулять. А?
Казалось, очень просто было то, что сказал отец, но Кити при этих
словах смешалась и растерялась,
все понимает и этими словами говорит мне, что хотя и стыдно, а надо пережить
свой стыд". Она не могла собраться с духом ответить что-нибудь. Начала было
и вдруг расплакалась и выбежала из-комнаты.
– Вот твои шутки!- напустилась княгиня на мужа.
– Ты всегда...
– начала
она свою укоризненную речь.
Князь слушал довольно долго упреки княгини и молчал, но лицо его все
более и более хмурилось.
– Она так жалка, бедняжка, так жалка, а ты не чувствуешь, что ей больно
от всякого намека на то, что причиной. Ах! так ошибаться в людях!
– сказала
княгиня, и по перемене ее тона Долли и князь поняли, что она говорила о
Вронском.
– Я не понимаю, как нет законов против таких гадких, неблагородных
людей.
– Ах, не слушал бы!- мрачно проговорил князь,. вставая с кресла и как
бы желая уйти, но останавливаясь в дверях.
– Законы есть, матушка, и если ты
уж вызвала меня на это, то я тебе скажу, кто виноват во всем: ты и ты, одна
ты. Законы против таких молодчиков всегда были и есть! Да-с, если бы не было
того, чего не должно было быть, я - старик, но я бы поставил его на барьер,
этого франта. Да, а теперь и лечите, возите к себе этих шарлатанов.
Князь, казалось, имел сказать еще многое, но как только княгиня
услыхала его тон, она, как это всегда бывало в серьезных вопросах, тотчас же
смирилась и раскаялась.
– Alexandre, Alexandre, - шептала она, подвигаясь, и расплакалась.
Как только она заплакала, князь тоже затих. Он подошел к ней.
– Ну, будет, будет! И тебе тяжело, я знаю. Что делать? Беды большой
нет. Бог милостив... благодарствуй...
– говорил он, уже сам не зная, что
говорит, и отвечая на мокрый поцелуй княгини, который он почувствовал на
своей руке. И вышел из комнаты.
Еще как только Кити в слезах вышла из комнаты, Долли с своею
материнскою, семейною привычкой тотчас же увидала, что тут предстоит женское
дело, и приготовилась сделать его. Она сняла шляпку и, нравственно засучив
рукава, приготовилась действовать. Во время нападения матери на отца она
пыталась удерживать
время взрыва князя она молчала; она чувствовала стыд за мать и нежность к
отцу за его сейчас же вернувшуюся доброту; но когда отец ушел, она собралась
сделать главное, что было нужно, - идти к Кити и успокоить ее.
– Я вам давно хотела сказать, maman: вы знаете ли, что Левин хотел
сделать предложение Кити, когда он был здесь в последний раз? Он говорил
Стиве.
– Ну что ж? Я не понимаю...
– Так, может быть, Кити отказала ему?.. Она вам не говорила?
– Нет, она ничего не говорила ни про того, ни про другого; она слишком
горда. Но я знаю, что все от этого...
– Да, вы представьте себе, если она отказала Левину, - - а она бы не
отказала ему, если б не было того, я знаю... И потом этот так ужасно обманул
ее.
Княгине слишком страшно было думать, как много она виновата пред
дочерью, и она рассердилась.
– Ах, я уж ничего не понимаю! Нынче всь хотят своим умом жить, матери
ничего не говорят, а потом вот и...
– Maman, я пойду к ней.
– Поди. Разве я тебе запрещаю?
– сказала мать.
III
Войдя в маленький кабинет Кити, хорошенькую, розовенькую, с куколками
vieux saxe, комнатку, такую же молоденькую, розовенькую и веселую, какою
была сама Кити еще два месяца тому назад, Долли вспомнила, как убирали они
вместе прошлого года эту комнатку, с каким весельем и любовью. У ней
похолодело сердце, когда она увидала Кити, сидевшую на низеньком, ближайшем
от двери стуле и устремившую неподвижные глаза на угол ковра. Кити взглянула
на сестру, и холодное, несколько суровое выражение ее лица не изменилось.
– Я теперь уеду и засяду дома, и тебе нельзя будет ко мне, - сказала
Дарья Александровна, садясь подле нее.
– Мне хочется поговорить с тобой.
– О чем?
– испуганно подняв голову, быстро спросила Кити.
– О чем, как не о твоем горе?
– У меня нет горя.
– Полно, Кити. Неужели ты думаешь, что я могу не знать? Я все знаю. И
поверь мне, это так ничтожно... Мы все прошли через это.
Кити молчала, и лицо ее имело строгое выражение.
– Он не стоит того, чтобы ты страдала из-за него, - продолжала Дарья
Александровна, прямо приступая к делу.
– Да, потому что он мною пренебрег, - дребезжащим голосом проговорила
Кити.
– Не говори! Пожалуйста, не говори!