Анна Каренина
Шрифт:
же рода стыдными воспоминаниями, заставляло его вздрагивать и краснеть. Были
в его прошедшем, как у всякого человека, сознанные им дурные поступки, за
которые совесть должна была бы мучать его; но воспоминание о дурных
поступках далеко не так мучало его, как эти ничтожные, но стыдные
воспоминания. Эти раны никогда не затягивались. И наравне с этими
воспоминаниями стояли теперь отказ и то жалкое положение, в котором он
должен был представляться другим в этот вечер.
свое. Тяжелые воспоминания более и более застилались для него невидными, но
значительными событиями деревенской жизни. С каждою неделей он все реже
вспоминал о Кити. Он ждал с нетерпением известия, что она уже вышла или
выходит на днях замуж, надеясь, что такое известие, как выдергиванье зуба,
совсем вылечит его.
Между тем пришла весна, прекрасная, дружная, без ожидания и обманов
весны, одна из тех редких весен, которым вместе радуются растения, животные
и люди. Эта прекрасная весна еще более возбудила Левина и утвердила его в
намерении отречься от всего прежнего, с тем чтоб устроить твердо и
независимо свою одинокую жизнь. Хотя многие из тех планов, с которыми он
вернулся в деревню, и не были им исполнены, однако самое главное, чистота
жизни была соблюдена им. Он не испытывал того стыда, который обыкновенно
мучал его после падения, и он мог смело смотреть в глаза людям. Еще в
феврале он получил письмо от Марьи Николаевны о том, что здоровье брата
Николая становится хуже, но что он не хочет лечиться, и вследствие этого
письма Левин ездил в Москву к брату и успел уговорить его посоветоваться с
доктором и ехать на воды за границу. Ему так хорошо удалось уговорить брата
и дать ему взаймы денег на поездку, не раздражая его, что в этом отношении
он был собой доволен. Кроме хозяйства, требовавшего особенного внимания
весною, кроме чтения, Левин начал этою зимой еще сочинение о хозяйстве, план
которого состоял в том, чтобы характер рабочего в хозяйстве был принимаем за
абсолютное данное, как климат и почва, и чтобы, следовательно, все положения
науки о хозяйстве выводились не из одних данных почвы и климата, но из
данных почвы, климата и известного неизменного характера рабочего. Так что,
несмотря на уединение или вследствие уединения, жизнь его была чрезвычайно
наполнена, и только изредка он испытывал неудовлетворенное желание сообщения
бродящих у него в голове мыслей кому-нибудь, кроме Агафьи Михайловны, хотя и
с нею ему случалось нередко рассуждать о физике, теории хозяйства и в
особенности о философии; философия составляла любимый предмет Агафьи
Михайловны.
Весна долго не открывалась. Последние недели поста стояла ясная,
морозная
наст был такой, что на возах ездили без дороги. Пасха была на снегу. Потом
вдруг, на второй день Святой, понесло теплым ветром, надвинулись тучи, и три
дня и три ночи лил бурный и теплый дождь. В четверг ветер затих, и
надвинулся густой серый туман, как бы скрывая тайны совершавшихся в природе
перемен. В тумане полились воды, затрещали и сдвинулись льдины, быстрее
двинулись мутные, вспенившиеся потоки, и на самую Красную Горку, с вечера,
разорвался туман, тучи разбежались барашками, прояснело, и открылась
настоящая весна. Наутро поднявшееся яркое солнце быстро съело тонкий ледок,
подернувший воды, и весь теплый воздух задрожал от наполнивших его испарений
отжившей земли. Зазеленела старая и вылезающая иглами молодая трава,
надулись почки калины, смородины и липкой спиртовой березы, и на обсыпанной
золотым светом лозине загудела выставленная облетавшаяся пчела. Залились
невидимые жаворонки над бархатом зеленей и обледеневшим жнивьем, заплакали
чибисы над налившимися бурою неубравшеюся водой низами и болотами, и высоко
пролетели с весенним гоготаньем журавли и гуси. Заревела на выгонах
облезшая, только местами еще не перелинявшая скотина, заиграли кривоногие
ягнята вокруг теряющих волну блеющих матерей, побежали быстроногие ребята по
просыхающим, с отпечатками босых ног тропинкам, затрещали на пруду веселые
голоса баб с холстами, и застучали по дворам топоры мужиков, налаживающих
сохи и бороны. Пришла настоящая весна.
XIII
Левин надел большие сапоги и в первый раз не шубу, а суконную поддевку,
и пошел по хозяйству, шагая через ручьи, режущие глаза своим блеском на
солнце, ступая то на ледок, то в липкую грязь.
Весна - время планов и предположений. И, выйдя на двор, Левин, как
дерево весною, еще не знающее, куда и как разрастутся его молодые побеги и
ветви, заключенные в налитых почках, сам не знал хорошенько, за какие
предприятия в любимом его хозяйстве он примется теперь, но чувствовал, что
он полон планов и предположений самых хороших. Прежде всего он прошел к
скотине. Коровы были выпущены на варок и, сияя перелинявшею гладкою шерстью,
пригревшись на солнце, мычали, просясь в поле. Полюбовавшись знакомыми ему
до малейших подробностей коровами, Левин велел выгнать их в поле, а на варок
выпустить телят. Пастух весело побежал собираться в поле. Бабы-скотницы,