Анна Каренина
Шрифт:
Но все-таки он не мог не бороться.
– Пошлите в Суры, в Чефировку, если не придут. Надо искать.
– Послать пошлю, - уныло сказал Василий Федорович.
– Да вот и лошади
слабы стали.
– Прикупим. Да ведь я знаю, - прибавил он смеясь, - вы все поменьше да
похуже; но я нынешний год уж не дам вам по-своему делать. Все буду сам.
– Да вы и то, кажется, мало спите. Нам веселей, как у хозяина на
глазах...
– Так за Березовым Долом рассевают
садясь на маленького буланого Колпика, подведенного кучером.
– Через ручей не проедете, Константин Дмитрич, - крикнул кучер.
– Ну, так лесом.
И бойкою иноходью доброй застоявшейся лошадки, похрапывающей над лужами
и попрашивающей поводья, Левин поехал по грязи двора за ворота и в поле.
Если Левину весело было на скотном и житном дворах, то ему еще стало
веселее в поле. Мерно покачиваясь на иноходи доброго конька, впивая теплый
со свежестью запах снега и воздуха при проезде через лес по оставшемуся
кое-где праховому, осовывавшемуся снегу с расплывшими следами, он радовался
на каждое свое дерево с оживавшим на коре его мохом и с напухшими почками.
Когда он выехал за лес, пред ним на огромном пространстве раскинулись ровным
бархатным ковром зеленя, без одной плешины и вымочки, только кое-где в
лощинах запятнанные остатками тающего снега. Его не рассердили ни вид
крестьянской лошади и стригуна, топтавших его зеленя (он велел согнать их
встретившемуся мужику), ни насмешливый и глупый ответ мужика Ипата, которого
он встретил и спросил: "Что, Ипат, скоро сеять?" - "Надо прежде вспахать,
Константин Дмитрич", - отвечал Ипат. Чем дальше он ехал, тем веселее ему
становилось, и хозяйственные планы один лучше другого представлялись ему:
обсадить все поля лозинами по полуденным линиям, так чтобы не залеживался
снег под ними; перерезать на шесть полей навозных и три запасных с
травосеянием, выстроить скотный двор на дальнем конце поля и вырыть пруд, а
для удобрения устроить переносные загороды для скота. И тогда триста десятин
пшеницы, сто картофеля и сто пятьдесят клевера и ни одной истощенной
десятины.
С такими мечтами, осторожно поворачивая лошадь межами, чтобы не топтать
свои зеленя, он подъехал к работникам, рассевавшим клевер. Телега с семенами
стояла не на рубеже, а на пашне, и пшеничная озимь была изрыта колесами и
ископана лошадью. Оба работника сидели на меже, вероятно раскуривая общую
трубку. Земля в телеге, с которою смешаны были семена, была не размята, а
слежалась или смерзлась комьями. Увидав хозяина, Василий-работник пошел
телеге, а Мишка принялся рассекать. Это было нехорошо, но на рабочих Левин
редко сердился. Когда Василий подошел, Левин велел ему отвесть лошадь на
рубеж.
– Ничего, сударь, затянет, - отвечал Василий.
– Пожалуйста, не рассуждай, - сказал Левин, - а делай, что говорят.
– Слушаю-с, - ответил Василий и взялся за голову лошади.
– А уж сев,
Константин Дмитрич, - сказал он, заискивая, - первый сорт. Только ходить
страсть! По пудовику на лапте волочишь.
– А отчего у вас земля непросеянная?
– сказал Левин.
– Да мы разминаем, - отвечал Василий, набирая семян и в ладонях
растирая землю.
Василий не был виноват, что ему насыпали непросеянной земли, но
все-таки было досадно.
Уж не раз испытав с пользою известное ему средство заглушать свою
досаду и все, кажущееся дурным, сделать опять хорошим, Левин и теперь
употребил это средство. Он посмотрел, как шагал Мишка, ворочая огромные
комья земли, налипавшей на каждой ноге, слез с лошади, взял у Василья
севалку и пошел рассекать.
– Где ты остановился?
Василий указал на метку ногой, и Левин пошел, как умел, высевать землю
с семенами. Ходить было трудно, как по болоту, и Левин, пройдя леху, запотел
и, остановившись, отдал севалку.
– Ну, барин, на лето чур меня не ругать за эту леху, - сказал Василий.
– А что? - весело сказал Левин, чувствуя уже действительность
употребленного средства.
– Да вот посмотрите на лето. Отличится. Вы гляньте-ка, где я сеял
прошлую весну. Как рассадил! Ведь я, Константин Дмитрич, кажется, вот как
отцу родному стараюсь. Я и сам не люблю дурно делать и другим не велю.
Хозяину хорошо, и нам хорошо. Как глянешь вон, - сказал Василий, указывая на
поле, - сердце радуется.
– А хороша весна, Василий.
– Да уж такая весна, старики не запомнят. Я вот дома был, там у нас
старик тоже пшеницы три осминника посеял. Так сказывает, ото ржей не
отличишь.
– А вы давно стали сеять пшеницу?
– Да вы ж научили позалетошный год; вы же мне две меры пожертвовали.
Четверть продали, да три осминника посеяли.
– Ну, смотри же, растирай комья-то, - сказал Левин, подходя к лошади, -
да за Мишкой смотри. А хороший будет всход, тебе по пятидесяти копеек за
десятину.
– Благодарим покорно. Мы вами, кажется, и так много довольны.
Левин сел на лошадь и поехал на поле, где был прошлогодний клевер, и на