Анна

Амманити Никколо

Солнечная точка растаяла, как масло на чёрной сковороде, объяла оранжевый купол, ушла с холмов, окрасив небо пурпурной пеной и простирая лучи к гостинице. В 8:10 солнце заглянуло под сарай.

Анна, зависнув между бодрствованием и сном, почувствовала его на шее сквозь сомкнутые веки. Голову будто сжимало тисками, живот болел, но действие пойла прошло. Она сжала пальцы и провела языком по зубам. Она не помнила, чем там всё закончилось и даже что произошло в бассейне, но по-прежнему ощущала на себе хищные руки мальчишек. От смущения она то и дело вздрагивала.

Анна открыла глаза и сосредоточилась на покрытых паутиной половицах сарая в нескольких дюймах от носа над собой.

Отсюда надо уходить.

Она вылезла из-под хижины и прищурилась на солнце. Толпа увеличилась, и свободного места больше не было. Все сидели вокруг потухших костров и укрывались от холода полиэтиленовой пленкой, одеялами и картонными коробками. Узкая дорожка, ведущая к выходу, пересекалась потоком, переплетавшимся в двух направлениях.

Анна направилась к воротам мимо амфитеатра. Солнце сверкало на осколках бутылок, консервных банках и блестящих пластиковых упаковках. На трибунах скопились больные, которые хором хрипели, кашляли и стонали. Стражники уносили тех, кто не дожил до рассвета, и складывали их под колонны. У безжизненного трупа что-то пела длинноволосая девочка.

Анна пошла по крытому проходу к воротам, но продвигаться вперёд против течения было трудно. Её прижало к стене. Никто больше не сторожил входы.

Она задумалась, куда идти.

Шелковичная ферма подверглась осквернению, а ехать в Калабрию без Астора не имело смысла. Без Астора ничего не имело смысла. Она росла с братом, как дерево растёт за колючей проволокой, они слились воедино и теперь были единым целым.

Она смотрела на впалые лица, на потухшие глаза детей, которые толкались, чтобы войти.

Она была одна из них, одна из многих, сбитая с толку в этой толпе отчаявшихся – сардина в стае сардин, которую Красная Лихорадка сожрёт, как голодная акула, не слишком разбираясь.

Она позволила толпе вынести себя назад.

* * *

Между двумя заржавевшими землеройными машинами дети, все мальчишки, сидели в укромном уголке и разжигали огонь из кусков картона и дерева. Они передавали друг другу консервные банки и пачки печенья.

Анна, наблюдавшая за ними со слюной во рту, набралась смелости, подошла ближе и спросила:

– Поделитесь?

Те переглянулись.

Анна сложила руки в безмолвной молитве.

Кто знает, может быть, они разглядели её красоту под прядями грязных волос, и грязь, покрывавшую её лицо, или им просто стало её жаль, но они сделали ей знак сесть и передали банку.

Анна достала мокрый, слизкий маринованный огурец, который показался ей восхитительным. Он съела его в мгновение ока и пальцами поискала в нижней части банки остатки.

Увидев её такой голодной, какой-то бритый мальчик с женскими чертами порылся в сумке, которую держал между ног, и протянул ей другую банку.

Анна, даже не прочитав, что это было, отвинтила крышку и сунула кашицу в рот. Она была безвкусной. Не спрашивая

разрешения, она подняла с земли бутылку "Спрайта" и прильнула к ней, а потом посмотрела на мальчишек. Все они были одеты в одинаковые узкие красные майки с номером на спине, а среди вещей был оранжевый мяч.

Оказалось, что они были выжившими из детской баскетбольной команды города Агридженто. После эпидемии они собрались в спортзале и прожили там вместе последние 4 года, делая вылазки за продуктами. Старшие уже умерли. Чтобы добраться до отеля, им потребовалось много времени, с ними много всего случилось. На них нападали собаки, а затем другие дети ночью ограбили их и избили просто так. Нападающего команды зарезали, а правого защитника укусила гадюкой, когда они шли через поле.

– Знаешь, когда начнётся вечеринка? – спросил у неё блондин, вытирая чёлку перед глазами.

– Я ничего не знаю, – Анна поставила банку с соусом песто рядом с углями. Она любила этот зелёный соус.

– Говорят, Крошка очень высокая. Выше двух метров ростом, – сказал другой мальчик, длинный и тощий, как палочник – должно быть, капитан команды.

Бритый был несогласен:

– Нет, говорят, она красивая. Её держат взаперти в номере 237 отеля.

У каждого была своя версия.

Анна хлебнула ещё "Спрайта":

– Как думаете, почему они её никому не показывают?

Остальные молча посмотрели на неё.

– Потому что нет никакой Крошки. Это всё враки. Все Взрослые умерли.

– Нет, она особенная, – запротестовал тощий. – Ей удалось выздороветь. У неё есть... как это называется…

– Иммунитет, – подсказал другой в шерстяной шапке, сдвинутой на лоб. – В её крови есть вещества, убивающие вирус.

Анна лукаво усмехнулась и повторила:

– Все Взрослые умерли, или вы не помните? – она указала пальцем на гостиницу. – Весь этот бардак лишь затем, чтобы те, у кого ожерелья, обирали тех, кто сюда приходит. Бьюсь об заклад, не будет никакой вечеринки, они вас разыгрывают.

Мальчишки замолчали, уставившись в пламя.

Один, стоявший в сторонке, с губами, полными гнойников и корочек, сказал тусклым голосом:

– Ты ошибаешься. Крошка существует, – и кашлянул, словно выплевывая легкие. – Её сожгут, мы съедим пепел – и вылечимся от Красной.

– Верьте, во что хотите, – она вынула из костра банку песто, сунул в неё указательный палец и лизнула.

Атмосфера изменилась. Теперь на неё смотрели не столь дружелюбно.

Анна провела языком по губам:

– Я всегда добавляла его в макароны.

Больной мальчик тяжело вздохнул:

– А ты что здесь делаешь?

До болезни он, должно быть, был толстым, но теперь кожа висела на костях, как платье на вешалке.

– Я приехала сюда за одним... Но его здесь не оказалось. Я скоро уйду.

– Тогда уходи прямо сейчас, – сказал ей капитан. – Мы уверены, что спасёмся, потому что мы самые сильные... – он переглянулся с остальными и поднёс руку к уху. – Кто мы?

– Клуб святого Иосифа! – закричали все, поднимая руки.