Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала
Шрифт:
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА ПОЛЬШИ НАКАНУНЕ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ НА СТРАНИЦАХ ПОЛЬСКОЙ ПЕЧАТИ
Александр Киселёв
1 августа 1939 г. польский писатель Витольд Гомбрович отплыл на теплоходе «Храбрый» рейсом на Буэнос–Айрес. На расспросы друзей о причинах своего отъезда он отвечал: «Вы не умеете читать газет!» Если классик польской литературы XX в. сумел в газетных строках увидеть грядущую войну, то современное прочтение старых газет тем более даёт возможность постфактум оценить польскую прессу.
Представляет интерес вопрос, как создатели польского общественного мнения оценивали внешнеполитическую ситуацию и политический курс страны в преддверии Второй мировой войны. В политической жизни накануне 1 сентября 1939 г. следует выделить несколько
Польская пресса об англо–французских гарантиях и германских требованиях
Известие о выступлении в Палате общин 31 марта 1939 г. британского премьер–министра Невилла Чемберлена, гарантировавшего в одностороннем порядке защиту Польши от германской агрессии, на страницах официозной «Польской газеты» (Gazeta Polska) было расценено как революция во внешней политике Великобритании. Одним из признаков этой революции, по мнению проправительственных журналистов, стал постепенный отказ Великобритании от «восточного комплекса», который заключался в придании «исключительно высокого значения роли России в Европе, и стремлениях любой ценой привлечь её к сотрудничеству»[189]. Действия Великобритании и Франции санационной прессой расценивались как запоздавшее признание важности военной и политической роли Польши.
Показательно, что схожие оценки дал ежедневник «АВС», который представлял одну из фракций запрещённого политическим режимом санации в 1934 г. крайне правого Национально–радикального лагеря (Oboz Narodowo–Radykalny, ONR). Ведущий публицист издания Ян Королец отметил, что соглашение «создаёт новую защиту мира и равновесия в Европе» и дополняет систему международных польских договоров. При этом журналист считал, что британские гарантии не перечёркивают польско–германский пакт о ненападении. Он осторожно заметил, что «если бы Германия не проводила в дальнейшем политики постоянных захватов, то польско–английский пакт скорее бы укрепил существующий пакт о ненападении»[190]. Последовавшее чуть позже подтверждение гарантий со стороны Франции позволило ежедневнику с гордостью заявить о том, что «западные державы осознали значение Польши как самого сильного государства в Восточной Европе, от позиции которого в значительной степени зависит ход событий в этой части континента»[191].
Такую же положительную оценку признания политической значимости Польши и её сближения с великими державами высказали находящиеся на противоположном от ONR политическом фланге представители главного периодического издания Польской социалистической партии (Polska Partia Socjalistyczna, PPS) ежедневника «Рабочий» (Robotnik). В частности, ведущий публицист «Рабочего» и лидер PPS Мечислав Неджялковский в замётке «Верный исторический путь» с удовлетворением констатировал, что «история «обрекла» нас на сотрудничество с западными державами не в роли «клиентов», но в роли равноправного фактора в мире»[192]. По его мнению, политика Адольфа Гитлера «с математической точностью повторяет все ошибки правительства Вильгельма II»[193].
Череда успешных действий Германии на самом деле запустила процесс объединения усилий Великобритании и Франции против «государства господ»[194], каким явила себя миру нацистская Германия. Неджялковский уверял, что факт «соглашения Вашингтон — Лондон — Париж — Варшава даёт много шансов на сохранение мира и ограничение захватнических комбинаций»[195].
Обзор польской прессы оставался бы неполным без описания реакции представителей самого влиятельного идейного течения в межвоенной польской общественно–политической мысли — национал–демократов. В главном печатном издании эндеков еженедельнике «Национальная мысль» (Mysl Narodowa) восторженно прокомментировали выступление премьер–министра Великобритании Невилла Чемберлена, в котором Польше обещались гарантии. В замётке под броским заголовком «Польша лежит в центре мира» с удовлетворением констатировалось, что немецкая политика наконец–то заставила Западную Европу отказаться от иллюзий. Прежние симпатии к «рождённой в масонском фартуке Чехословакии»
Эта мысль неоднократно модулировалась на страницах издания. Так, в выпуске от 23 апреля с чувством гордости провозглашалось, что в «существующей политической системе Европы Польша рядом с Францией и Англией является третьей великой державой», которой «географическое положение плюс военная сила дают. ключевое положение»[197].
Вместе с тем заново обретённых союзников подвергали критике за их пагубную приверженность искать себе опору против Германии восточнее Польши. В номере от 2 апреля осуждалась французская политика по созданию в Восточной Европе широкого объединения под эгидой России, что требовало от Польши «добровольного прочного присоединения к системе восточноевропейской, то есть российской (а сегодня, скорее, большевистской)», что противоречило всей польской «истории, географии и здравому смыслу»[198]. Исходя из своих интересов Польша может заключать соглашения со своими западным и восточным соседями, но она никогда не пойдёт на договоры, которые приведут к утрате её «суверенности». По словам молодого публициста Карла Стефана Фрыча, в грядущей войне Польша будет сражаться на правой стороне, «против языческой свастики выставит крест, а против Европы коллектива — Европу личностей и семей, организованных по–христиански и основанной на свободе»[199].
Интересно то, что близкий к высшему клиру римско–католической церкви «Голос народа» (Glos Narodu) считал рецептом спасения мира в Европе систему коллективной безопасности. На страницах издания критиковалась прежняя польская внешняя политика, отрицавшая до последнего времени подобную концепцию и возлагавшая надежду на двусторонние соглашения. В противном случае уже в 1937 г. удалось бы создать оборонительный союз Франции, Польши и стран Малой Антанты, который предотвратил бы аншлюс Германией Австрии и раздел Чехословакии. Расчёты и приобретения польской дипломатии обернулись расширением польско–немецкой границы и переходом Венгрии на прогерманские позиции[200].
Вместе с тем восточному соседу Польши идеологи христианской демократии отказывали в праве стать участником системы коллективной безопасности. Они полностью поддерживали позицию польской дипломатии, блокировавшей возможность «привлечения России в это широкое соглашение»[201]. Причина заключалась в идеологической несовместимости СССР с «господствующей в остальной Европе идеологией», поскольку советская идеология «имеет безбожный и революционный характер»[202].
На страницах издания со ссылкой на мнение военных кругов высказывалось сомнение в «военной готовности… человеческого материала» СССР, который остаётся «большим неизвестным». Утверждалось, что военный конфликт на Дальнем Востоке исключил какое–либо активное советское участие в «европейской войне»[203]. Публицисты издания полагали, что в отличие от Франции и Великобритании Польша выполняет важнейшую миссию в Европе, поскольку ни много ни мало защищает «само христианство»[204].
Последовавший по инициативе Берлина разрыв польско–германского пакта о взаимном ненападении от 1934 г. вызвал дружное осуждение и негативные оценки в польской периодике. Некоторые издания, отражая настроения в определённых кругах польского общества, расценивали произошедшее как закономерный финал прежней политики и всей истории польско–германских отношений. Станислав Козицкий на страницах «Национальной мысли» назвал денонсацию пакта «уничтожением фикции»[205], поскольку немецкая дипломатия и не собиралась его соблюдать. Напротив, Польша «серьёзно приспосабливала свою политику к пакту 1934 г.; многие даже полагали, что чрезмерно серьёзно»[206]. Отклонение Польшей германских претензий на Гданьск и требований строительства экстерриториальной дороги был, по мнению Козицкого, совершенно правильным. Ведь исторический опыт свидетельствует, что уступки «были бы вступлением к дальнейшим уступкам»[207]. По словам публициста, Германия полностью раскрыла свои планы. Она «считает Восточную Европу своим “жизненным пространством” и устанавливает свой “порядок” в этой части континента по своему разумению»[208]. Польский выбор заключается между участью Чехословакии или борьбой против немецкой гегемонии над Восточной Европой.