Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала

Назаров Олег

В результате Первой мировой войны религиозно–нравственный кризис европейской цивилизации стал ещё глубже. Если в Рождество 1914 г. солдаты по обе стороны Западного фронта ещё могли устроить общий футбольный матч, то уже через несколько месяцев об этом не могло быть и речи. Ожесточение, «накручиваемое» пропагандой, переходило все разумные пределы, и христианские пасторы (как и социал–демократы, ранее одобрившие войну) забыли о своём космополитическом долге, а их вера отринула свои миролюбивые заповеди и оказалась расколотой между государственными границами. Религия стала на службу государствам, а священники превратились в политических офицеров. Христианство не давало выхода человеку из длительной и тяжёлой, морально и физически, войны, ведь с обеих сторон линии фронта в Европе друг в друга стреляли люди, носившие нательные кресты. Витализм, неоязычество, иррационализм и антихристианство выплеснулись из городских кружков и ветшающих дворянских усадеб в широкую массу офицеров, унтер–офицеров и солдат, вынужденных многие

месяцы делить общую траншею. Произошла смычка «модных», но кулуарных идей с большими массами людей, чья психика и вера в христианские заповеди оказались надломлены.

Наконец, Первая мировая война привела к появлению во многих европейских странах крупного слоя недовольных своим положением граждан — ветеранов войны. Их было так много (как, впрочем, и социально–экономических проблем, вызванных переходом к мирной жизни), что об их привилегированном статусе не могло быть и речи. Чувство обиды и осознание необходимости борьбы за свои права, которых должно быть больше, чем у «тех, кто отсиделся в тылу», толкали к правому радикализму европейских ветеранов Первой мировой войны, а также ветеранов Гражданской войны в России (здесь наиболее нагляден пример локотского обер–бургомистра Бронислава Каминского). Эти чувства роднили ветеранов Великой войны в Германии: как немцев, так и представителей российской политической эмиграции. На общей антисоветской почве сошлись взгляды генералов Эриха Людендорфа, в недалёком будущем — одного из активных участников гитлеровского «Пивного путча», и Василия Бискупского, бывшего командующего войсками гетмана Павла Скоропадского и активного сторонника реставрации монархии в России, впоследствии — доверенного лица нацистского МВД по вопросу «русской эмиграции»^[254]. Затем они предприняли попытку создать «Контрреволюционную армию» для интервенции в Советскую Россию, чтобы посадить на трон великого князя Кирилла Владимировича. А затем Бискупский участвовал в работе организации «Возрождение» (Aufbrau) — связующего звена между белоэмигрантами и НСДАП.

Наряду с антисемитизмом важнейшей составляющей всех правоконсервативных идеологий в межвоенной Европе был жупел антикоммунизма. Он легко сращивался с антисемитскими тезисами и переходил к параноидальному поиску «коммунистических диверсантов и подрывных сетей Коминтерна». Антикоммунистическая истерия активно использовалась для мобилизации сил националистических движений даже после того, как на XIV съезде ВКП(б) в 1925 г. в качестве официальной доктрины была принята теория о построении социализма в одной отдельно взятой стране (СССР).

Это — общие для многих европейских стран предпосылки развития праворадикальных политических течений. В разных странах были и разные дополнительные причины, но важным стало общее следствие — расщепление сознания между комплексом жертвы и завышенными ожиданиями у тех, кто долгое время был свидетелем ежедневной смерти, а следовательно, её не боялся. Эти противоречия формировали нездоровую психику, желание найти виновного в своих бедах. И этот «виновник» находился очень быстро — революционеры, стремящиеся радикально изменить положение и учредить новую государственность, или профсоюзные лидеры, которые борются за права рабочих и которых также подозревают в связях с Коминтерном. Они были первыми жертвами идеологии и практики расчеловечивания, которая затем, когда националисты приходили к власти, направлялась против других политических, социальных и национальных групп.

«Винтовка рождает власть» — это выражение было актуальным задолго до того, как его сформулировал Мао Цзэдун, во время мятежа Каппа–Лютвица, «похода на Рим» чернорубашечников Бенито Муссолини, «Пивного путча» Гитлера–Людендорфа. Те, кто вернулся с фронта, хотели привилегий и власти, и. новой войны. Не проделав внутреннюю работу над собой, они создавали политические движения, которые строились на военной дисциплине и культе силы. Увидев один раз слабую Россию, её противники из Центральных держав, а затем и участники вооружённой интервенции из стран Антанты продолжали грезить приобретением «жизненного пространства» за её счёт.

Идеи «натиска на Восток» и расширения своих границ за счёт соседей и формирования авторитарной «национальной» власти широко распространились не только среди стран, проигравших Первую мировую войну. Сторонников повысить своё благополучие за счёт колоний было немало среди британской политической элиты. Среди симпатизантов фюрера можно назвать редактора «Таймс» Джеффри Доусона и 1-го лорда адмиралтейства Леопольда Эмери. Они имели отношение к «кругу гостей» леди Нэнси Астор в Кливленде (их даже называли «кливлендской кликой»). В их круг входил и Невилл Чемберлен, премьер–министр в 1937—1940 гг., а также глава Форин офис виконт Эдуард Галифакс. Развитие правого радикализма в империи, над которой никогда не заходило солнце (помимо названных ранее, «общеевропейских причин»), было вызвано обретением суверенитета Ирландией и началом национально–освободительной борьбы в колониях. Поэтому главным тезисом в программах британских правых радикалов было усиление колониального гнёта.

Особенности восточноевропейских праворадикальных режимов

Правоконсервативные идеологии и их политическая реализация

в фашистской Италии и нацистской Германии оказывали огромное влияние на теорию и практику власти в целом ряде государств Центральной и Восточной Европы, так или иначе определявших международные отношения накануне и в годы Второй мировой войны. Поэтому рассмотрим их подробнее. Окончание Первой мировой войны принесло долгожданный мир, но вместе с тем суровые требования в ультимативной форме, предъявленные Центральным державам, стали миной замедленного действия, взрыв которой породил очередной глобальный конфликт. Регион Центральной и Восточной Европы, на которую пришёлся Восточный фронт, волею судеб политиков из лагеря победителей приобрёл совершенно иные географические очертания и политическую окраску, что в дальнейшем сыграло злую шутку с триумфаторами Версаля. 4 июня 1920 г. был подписан Трианонский договор. Реализация его статей в условиях жёстких социальных потрясений и экономического спада создала благодатную почву для роста националистических настроений и, в конечном счёте, формирования правых авторитарных режимов в регионе. Фактор идеологической подготовки стал составной частью общего плана по ревизии status quo, установленного после Первой мировой войны. В каждой из стран, относящихся к рассматриваемому региону, сложились свои уникальные условия, в которых проходил генезис праворадикальных идей. Но общими для всех являются тяжёлые последствия первого глобального конфликта ХХ в., преодоление которых стало серьёзным испытанием. Последнее, в свою очередь, сыграло не последнюю роль в формировании праворадикальных режимов: военный реванш представлялся как удобный способ решить сложившийся круг проблем.

Салашизм в Венгрии

Крупнейшим участником Первой мировой войны была Австро–Венгрия. Наряду с комплексом сложившихся в Дунайской монархии экономических, политических и социальных проблем^[255] глобальный военный конфликт, в который вступила страна, стал непосильным испытанием, запустившим необратимый процесс разрушения всего государственного здания. Венгерское королевство первым объявило 17 октября 1918 г. о расторжении унии и, фактически, провозглашении независимости, после чего начался лавинообразный процесс обособления других территорий. Страна за непродолжительный период 1918-1919 гг. пережила и демократическое правительство Михая Каройи, и республику советского образца. Под властью «регента без монархии» адмирала Миклоша Хорти, разгромившего Венгерскую Советскую Республику, происходило «формирование так называемой “христианско–национальной” системы ценностей, с начала 20-х гг. выполнявшей функцию официальной идеологии хортистского режима»^[256].

По условиям Трианонского договора Венгрия была сильно урезана в собственных границах, причём от государства была отторгнута Южная Словакия с преимущественно венгерским населением. Это привело к формированию активной повестки внешней политики, нацеленность на расширение «жизненного пространства», которую поддерживал премьер–министр Пал Телеки, а богатое историческое прошлое государства давало повод к претензиям на политическое доминирование в регионе: «…Гораздо чаще речь шла о том, что более длительная и богатая традиция своей национальной государственности даёт венграм “историческое право” на доминирующее положение в Дунайско–карпатском регионе. Одновременно утверждался тезис о культурном превосходстве венгров над славянскими народами (а также румынами) и в этой связи о культурно–просветительской миссии венгерской нации на востоке Центральной Европы»^[257]. Руководивший страной Миклош Хорти имел статус регента при отсутствующем короле. Ситуация нетривиальная, сложившаяся после ряда попыток Карла Габсбурга, последнего императора Австро–Венгрии, вернуть себе корону части бывших владений. Симпатии к монархии были сильны в среде элиты, расколовшейся на легитимистов и сторонников Хорти, однако против фигуры Габсбурга выступили в том числе и страны Антанты, что определило облик политической структуры власти в межвоенный период в Венгрии.

В 1920-1930-е гг. при премьер–министре Иштване Бетлене Венгрия взяла курс на сближение с Италией, продолжая считать СССР идейным противником. Тяга к блоку стран, оформленному позднее в «ось Берлин–Рим–Токио», стала ещё более сильной после мирового экономического кризиса и радикализации настроений внутри страны. Стали создаваться организации фашистского толка, идейно близкие движению Бенито Муссолини: «Венгерские фашистские партии и их печатные органы, основанные в 20-е гг. XX в., не просуществовали долго. Однако они оказали существенное влияние на дискурс венгерской праворадикальной идеологии тем, что привлекли внимание к понятию корпоративного государства»^[258]. Гитлеровское движение также стало примером для ряда венгерских национал–социалистических организаций, в том числе под руководством Золтана Бёсёрмени и Золтана Мешки. Последний сумел на непродолжительное время создать популярную среди бедняков и части крестьянства партию, однако неспособность победить на выборах и прийти к власти на законных основаниях, в том числе благодаря противодействию хортистов, привели к падению влияния венгерских национал–социалистов. Кризис в рядах правых способствовал появлению на политической площадке нового человека.