Антигитлеровская коалиция — 1939: Формула провала
Шрифт:
30 августа Англия вновь подтвердила своё согласие воздействовать на Польшу, при условии, что войны не будет и Германия прекратит антипольскую кампанию в печати. В этом случае Лондон был согласен на созыв в будущем международной конференции. В этот день вермахт все ещё не получил приказа о нападении на Польшу. Ожидалось, что Англия пойдёт на уступки и тогда наступление будет отсрочено до 2 сентября, причём в этом случае «войны уже не будет совсем», поскольку «приезд поляков в Берлин = подчинению»[786]. 30 августа Англия получила точные сведения о предложениях Германии по урегулированию польской проблемы, но не известила о них Польшу, а, надеясь ещё отсрочить войну, в ночь на 31 августа уведомила Берлин об одобрении прямых германо–польских переговоров, которые должны были начаться через некоторое время.
В 0.30 31 августа Гитлер подписал Директиву № 1, согласно которой нападение на Польшу должно было начаться в 4.45 утра 1 сентября. Лишь днём 31 августа германские предложения об урегулировании кризиса были
В 12.00 31 августа Варшава заявила Лондону, что готова к переговорам с Берлином при условии, что Германия и Польша взаимно гарантируют неприменение силы, законсервируют ситуацию в Данциге, а Англия в ходе переговоров будет оказывать поддержку польской стороне. Однако польскому послу в Берлине было приказано тянуть время, поскольку в Варшаве все ещё считали, что «Гитлер не решится начать войну. Гитлер только играет на нервах и натягивает струны до крайних пределов»[787]. В итоге в 18.00 Риббентроп в беседе с польским послом в Берлине Юзефом Липским констатировал отсутствие польского чрезвычайного уполномоченного и отказался от переговоров. В 21.15—21.45 Германия официально вручила свои предложения Польше послам Англии, Франции и США и заявила, что Варшава отказалась от переговоров. В это же время германское радио сообщило об этих предложениях по урегулированию кризиса и о польских провокациях на границе. Однако Варшава оказалась не готова к прямым переговорам с Берлином. В тот же день Италия предложила Германии посреднические услуги в урегулировании кризиса, но, получив отказ, уведомила Англию и Францию, что не будет воевать[788].
1 сентября Германия напала на Польшу, а европейский кризис перерос в войну, в которую 3 сентября вступили Англия и Франция.
Таким образом, начало политического кризиса 1939 г. в Европе активизировало внешнюю политику всех великих держав и резко расширило возможности внешнеполитического маневрирования Советского Союза. Шли тайные и явные англо–франко–советские, англо–германские и советско–германские переговоры, происходило оформление англо–франко–польской и германо–итальянской коалиций. Поскольку в благожелательной позиции СССР были заинтересованы и Англия с Францией, и Германия, Москва получила возможность выбирать, с кем и на каких условиях договариваться. В своих расчётах советское руководство исходило из того, что нарастание кризиса или возникновение войны в Европе — как при участии СССР в англо–французском блоке, так и при сохранении им нейтралитета — открывало новые перспективы для усиления советского влияния на континенте. Союз с Лондоном и Парижем делал бы Москву равноправным партнёром со всеми вытекающими из этого последствиями, а сохранение Советским Союзом нейтралитета в условиях ослабления обеих воюющих сторон позволяло ему занять позицию своеобразного арбитра, от которого зависит исход войны. Продолжая действовать в рамках идеи «коллективной безопасности», советское руководство попыталось добиться заключения союза с Англией и Францией. Однако англо–франко–советские переговоры показали, что западные державы не готовы к равноправному партнёрству с Москвой.
В европейской политике сложился своеобразный «заколдованный круг». Советский Союз стремился к соглашению с Англией и Францией, которые предпочитали договорённость с Германией, а она, в свою очередь, добивалась нормализации отношений с Москвой. Определённую роль в срыве англо–франко–советских переговоров сыграла и позиция восточноевропейских соседей СССР, которые заявляли Англии и Франции о своей незаинтересованности в гарантии их независимости с участием советской стороны.
Подобный ход переговоров наряду с угрозой англо–германского соглашения заставил Москву более внимательно отнестись к германским предложениям о нормализации двусторонних отношений. Подписанный 23 августа 1939 г. советско–германский договор о ненападении стал большим успехом советской дипломатии. Использовав склонность Германии к соглашению, советское руководство сумело добиться серьёзных уступок со стороны Берлина, что так же способствовало нормализации советско–японских отношений. Советскому Союзу удалось на определённое время остаться вне европейской войны, получив при этом значительную свободу рук в Восточной Европе и более широкое пространство для манёвра между воюющими группировками в собственных интересах. При этом следует подчеркнуть, что советско–германский договор о ненападении не был детонатором войны в Европе. Ведь вместо честного выполнения своих союзнических обязательств перед Варшавой Лондон и Париж продолжали добиваться соглашения с Германией, что фактически подтолкнуло её к войне с Польшей.
СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИЕ ДОКУМЕНТЫ АВГУСТА 1939 г.: ПРОБЛЕМЫ ИСТОЧНИКОВ
Михаил Мельтюхов
Вопрос о наличии неких секретных договорённостей между Германией и Советским Союзом в связи с заключением договора о ненападении 23 августа 1939 г. возник практически сразу же после его подписания. Уже в 12.00 24 августа американский посол в Москве Лоуренс Штейнгардт направил в Вашингтон телеграмму с информацией о том, что «мне строго конфиденциально сообщили, что минувшей ночью между советским и германским правительствами было достигнуто полное “взаимопонимание” по территориальным вопросам в Восточной
В 15.00 5 октября Штейнгардт сообщил в Вашингтон, что «вчера посол Германии и Молотов подписали дополнительный протокол, предусмотренный в статье 1 советско–германского договора от 28 сентября». Помимо описания линии советско–германской границы в Польше «я узнал, что протокол также установил “советские и германские сферы интересов”. Я пока не смог выяснить, где находятся эти “сферы интересов”, но они вполне могут относиться к Прибалтийскому и Балканскому регионам»[790]. Таким образом, американские дипломаты получали от своих информаторов из германского посольства в Москве общие, хотя и не вполне детальные сведения относительно советско–германских договорённостей.
В 1946 г. в ходе Нюрнбергского процесса появились фотокопии секретного дополнительного протокола к договору о ненападении от 23 августа 1939 г. В 1948 г. Государственный департамент США опубликовал этот текст в сборнике документов о советско–германских отношениях в 1939—1941 гг.[791] В дальнейшем именно эти тексты вместе с фотокопиями были широко представлены в западной историографии и использовались для критики внешней политики СССР в преддверии Второй мировой войны.
Однако слабым местом подобных утверждений было отсутствие подлинников соответствующих документов. Как правило, западные авторы занимали в этом вопросе позицию, схожую с мнением американского профессора Джорджа О. Кента, который в 1945 г. принял эти фоторолики из рук сотрудника МИД Германии Карла фон Лёша и в последующие годы, опираясь на них, участвовал в издании сборника «Документы германской внешней политики». Он утверждал, что «фотоплёнка удостоверяет подлинность протокола более чётко, чем подразумеваемый оригинал. Протокол был заснят наряду со многими другими документами, достоверность которых не вызывает сомнения. И было бы труднее подделать всю плёнку, нежели один документ»[792]. Совершенно очевидно, что подобное утверждение явно противоречит хорошо известной практике фотокопирования, которая легко позволяет «создавать» любые документы. Кстати, то же самое характерно и для ксерокопирования документов. Тем более что в данном случае фотоснимки немецкоязычного и русскоязычного вариантов договора находятся на ролике F-11, а немецкоязычного и русскоязычного вариантов протокола — на ролике F-19. Не имея подлинников документов, подтвердить аутентичность фотокопий в принципе не представляется возможным.
Советская историография занимала в этом вопросе довольно противоречивую позицию. С одной стороны, никаких официальных заявлений о немецких фотокопиях не делалось, о них просто умалчивалось, но с другой — не отрицалось наличие определённых советско–германских договорённостей. В целом тематика отношений СССР с Германией в 1939—1941 гг. была в советской историографии не слишком популярна и излагалась в рамках определённого канона без существенных подробностей. Ситуация кардинально изменилась в ходе перестройки в Советском Союзе. В 1988—1989 гг. все эти вопросы стали объектом ожесточённой политической борьбы. В итоге 24 декабря 1989 г. II Съезд народных депутатов СССР принял постановление, согласно которому было официально признано наличие секретного дополнительного протокола от 23 августа 1939 г.[793], текст которого воспроизводился по неожиданно «найденной» заверенной машинописной копии на русском языке[794].
Лишь в октябре 1992 г. было заявлено о том, что в бывшем архиве Политбюро ЦК КПСС (ныне Архив Президента Российской Федерации) обнаружены подлинники этих документов[795]. Применительно к августу 1939 г. речь идёт о следующих документах: 1) договор о ненападении от 23 августа, 2) секретный дополнительный протокол от 23 августа и 3) разъяснение к секретному дополнительному протоколу от 28 августа[796]. Однако в публикациях этих документов до сих пор сохраняется немало противоречий и неясностей. Появились и критические работы, ставящие целый ряд вопросов по имеющимся источникам[797]. В целом проблема советско–германских договорённостей в августе 1939 г. распадается на 2 вопроса: 1) были ли эти договорённости и 2) как именно они были оформлены.
Относительно первого вопроса следует отметить, что в советской историографии факт определённых договорённостей признавался. Так, ещё в 1960 г. в официальном издании по истории Великой Отечественной войны при изложении событий августа 1939 г. указывалось: «Советский Союз уже не мог оказать помощь Польше, правительство которой столь категорически её отвергло. Единственно, что ещё можно было сделать, — это спасти от германского вторжения Западную Украину и Западную Белоруссию, а также Прибалтику. Советское правительство добилось от Германии обязательства не переступать линию рек Писса, Нарев, Буг, Висла, Сан»[798].