Антиидеи
Шрифт:
и т. д. «Ведь и моральная земля – кругла! И у моральной земли есть свои антиподы! И антиподы имеют право на существование! Предстоит открыть новый свет – и не один!»4
4 Там же, с. 290.
– восклицал он. Невольно возникает мысль о тех, кто, следуя духу ницшеанских суждений, усердно занимался «открытиями» антиподов добра и моральности,- фашистах. Но не останавливаясь сейчас на этом вопросе (он требует специального освещения), отметим для себя логику размышлений Ф. Ницше. Из того, что всякому добру противостоит как противололожность зло, из факта существования последнего им делается нравственный вывод о его ценности и дозволенности1.
1 Подобную же нить рассуждений мы находим у Н. Бердяева, много писавшего о взаимообусловленности
Злу придается значение чего-то яркого, незаурядного, героически-возвышенного, что прорывает рутину и «серость» повседневной добродетели.
Просветители и гуманисты раньше всегда призывали человека заглянуть в себя, чтобы опереться на внутреннюю правоту добра. Ныне реакционные мыслители также требуют от человека самоанализа, погружения в субъективный мир. Но не для того, чтобы подтвердить добро, а для того, чтобы, отыскав в глубинах души гнездилища зла, добровольно его принять, выбрать и оправдать. Зло в душе человека говорит якобы о виновности всех людей. Зло – подлинное проявление индивидуальности, это сладострастное своеволие, которое только сдерживают социально-нравственные скрепы добродетели. Так что же мешает их сломать? Не мужественнее ли поднять бунт против добродетели, сознательно выбрав зло как ориентирующую ценность поведения? Так из противоречий нравственной позиции изолированной личности возникают предпосылки этики абсолютного эгоизма, ростки человеконенавистничества, сродные фашизму. Человеконенавистничество нравственно-психологически вырастает из отрицательной внутридуховной диалектики морального выбора субъекта, а не только из социальных условий империализма.
Отсюда вытекает и философско-этическая мистификация самого «баланса» добра и зла в мире. Изолированному от социально-исторических источников добра нравственному сознанию одиночки легко может показаться, что добро и зло есть нечто вроде «взаимозаменяющего эфира», распределенного в мире в строго определенной пропорции. Если ты делаешь добро для себя, то, следовательно, за счет того, что отнимаешь его у другого, причиняя ему зло; если ты делаешь кому-то добро, то, значит, причиняешь зло себе. Даже если тебе кажется, что ты добр, не причинял никому зла, что твое благо достигнуто не за счет зла другим, то это только иллюзия: всегда есть где-то какие-то люди, которые несут бремя несчастий, на которых ты и построил свое благо1.
1 Эти философско-этические мотивы ярко выражены в работах многих религиозно настроенных мыслителей современности – Бердяева, Нибура, Тиллиха, Лавелля, Марселя и других.
Мы приходим опять к антиидее о неизбежности построения счастья на несчастье других, теперь абсолютизированной уже почти что в духе религиозной мистики.
Из существования внутрисубъективной диалектики добра и зла в моральном выборе человека (пока существует моральный выбор!) вовсе не следует не только оправдания зла, но и терпимого к нему отношения. Есть определенная нормативно-ценностная грань, отделяющая научные констатации существования зла от его моральных оценок (осуждения1).
1 Через «искус» абстрактной абсолютизации движения противоположности добра и зла, через признание обогащающего и возвышающего значения опыта зла для индивида – через все это прошли многие крупные мыслители, художники (С. Цвейг, Л. Фейхтвангер. Т. Манн, Г. Манн, Г. Гауптман и другие). Это признание оставило болезненный след на их творчестве, преодолевалось с трудом и муками. Возьмем для примера Томаса Манна, прошедшего через этот «искус». В 1909 г. он, находясь под впечатлением творчества Ф. Ницше, писал: «Для того, кто не познал греха, кто не отдался его губительной, изнуряющей власти, для такого человека мораль является лишь пошлой добродетелью (курсив мой.-Л. Т.) (Манн Т. Собр. соч. В 10-ти т.М., 1960, т. 9, с. 28).
Зло действительно выступает как противоположность добра, следовательно, как момент в развитии этого добра, в совершенствовании добродетели. Можно даже сказать, что трагический опыт зла и несправедливости, заключенный в истории антагонистических
Но спустя тридцать лет, во время торжества фашизма в Гермапии, писатель с горечью и честно напишет: «Зло явилось нам в такой бесстыдной гнусности, что у нас открылись глаза на величаво простую красоту добра, мы почувствовали к нему сердечную склонность и уже не считаем зазорным для своей утонченности признаться в этом» (Манн Т. Собр. соч., т. 10, с. 296). Вот почему Т. Манна можно отнести к тем большим мыслителям многотрудного XX века, которые, встретив лицом к лицу опасность «коричневой чумы» – фашистского варварства, остались хранителями высоких моральных ценностей, заключенных в сокровищницах мировой культуры, сумели распознать коварные приемы философско-этического возвеличивания зла и сохранить сознательную к нему нетерпимость.
Нравственный смысл жизни личности – в борьбе, а не в бесконечных компромиссах со злом. Моральность личности есть результат борьбы, понимаемой как опыт целой жизни: от формирования ее нравственных основ, через искания – к идейной стойкости, убежденности, верности избранным идеалам.
Марксистско-ленинское мировоззрение не имеет ничего общего ни с метафизическим взглядом на неизбежность зла, ни с утопическим проектом «райского царства» абсолютного, вечного и непротиворечивого добра. Вместе с тем – и в этом отличие марксизма от радикализма правых, реакционно-консервативных идеологов – он никогда не превращал социальный антагонизм в безысходный нравственный удел жизни людей. Антагонизм – только один, причем исторически преходящий тип общественного противоречия, сменяемый при переходе от капиталистической к коммунистической формации неантагонистическим развитием. Это означает не только смену типа социального развития и движущих его противоположностей, но и изменение характера нравственного развития и его противоречий.
6. Эгоистическое своеволие.
Садическая философия, насильственный «прорыв» разобщенности и секс
Под пером реакционных идеологов мораль лишается объективного смысла, отрицается ее социально-историческое предназначение- развитие и совершенствование человека. Они хотят доказать, что пороки людей неискоренимы и изначально заложены в их «натуре», а мораль представляет собой лишь условность, позволяющую сохранять минимум порядка в общественной среде. Мораль якобы делает человека слепым, как крот, в понимании своих интересов и действительных качеств других людей. Только отбросив всякую мораль, человек научается воспринимать других людей такими, каковы они есть, «голенькими»- в их порочности, эгоистичности, ограниченности. Реализм в оценках людей, трезвый подход к их качествам якобы убивает мораль, они несовместимы. Область нравственности – это область иллюзий, условностей, полезная для обуздания «серых толп», но вовсе не обязательная для «избранных», которые решились следовать «мужественному» принципу «вседозволенности». Только они и могут перешагнуть Рубикон нравственных запретов и погрузиться в стихию эгоистического своеволия, что и есть якобы подлинное течение личной жизни. Не означает ли это жестокого унижения других людей, используемых лишь как сырье, как материал? Возможно, означает, отвечают эти идеологи. Но этого не следует бояться, ибо так всегда было и так всегда будет в обществе, где счастье одних взрастает на почве несчастий других. Более того, сладострастное подчинение, использование, порабощение, «высасывание» других людей и есть высшее наслаждение «избранных», ставящее их «над» нравственностью. В этом случае можно даже утверждать, что само понятие аморального, преступного не только относительно, но и совершенно условно. Главное – стихия желаний человека, и куда она выведет человека, то и будет «морально». По мысли американского философа Дж. Гарсиа, «личность, лишенная желания, не может быть счастливой или несчастной», лишь в «игре жизни», переливах желаний выкристаллизовываются ценности, в том числе моральные…1,