Антиидеи
Шрифт:
Известный антикоммунист А. Кестлер прямо утверждал, что «эгоистические импульсы человека содержат в себе меньшую опасность для истории, чем его интегральные тенденции», связанные с той или иной «идейностью»; «индивидуальной агрессии в кровавой истории было мало; прежде и чаще всего кровопролитие совершалось во имя бога, короля или счастливого будущего…»1.
1 Koestler A. The Ghost in the Machine. L., 1967, p. 246, 234. Интересный критический разбор антимарксистских взглядов А. Кестлера содержится в книге Глаголевой Э. «Эстетика антиразума». М., 1972.
Так, вопреки элементарному здравому смыслу, заранее, еще в посылках, совершенно разделяется «человек» и «общество», «личное» и «общественное», в нравственности игнорируется тот простой факт, что общество состоит из людей, из их отношений и деятельности, а не является неким мистическим феноменом, стоящим вне и над «человеком вообще».
Обострение внимания к «несовместимости»
Реакционный антигуманизм и индивидуалистический гуманизм оказываются едины в своей критической оппозиции коммунистическому мировоззрению. Симптоматично, что даже крупные мыслители-гуманисты, обычно не позволяющие себе прямых идеологических атак на социалистическую революцию, в этическом плане выступают против революции. Так, Э. Фромм утверждает, что трагедией всех революций является то, что совершающий их народ преследует «авторитарные» цели и, опрокинув старых идолов, на другой день после революции ставит себе для поклонения новых; т. е. революционная мораль порождает «авторитарность», убивающую «гуманную совесть» человека1.
«Fromm Ё. We Shall Be as Gods. N.-Y., 1966, у. 93-97.
Все эти защитники индивидуальной доброты, совести и гуманности хотят представить коммунистическое мировоззрение в виде бездушной социологической доктрины, ведущей к отрицанию ценности нравственного мира отдельной личности. В марксизме-ленинизме, как они утверждают, не идеи служат улучшению жизни человека, а человек отдает свою жизнь на алтарь идей – этих чудищ абстракции, которые пожирают его самостоятельное существование, глушат индивидуально-неповторимые склонности и порывы. На практике это якобы прямо ведет к антигуманизму: счастье приносится в жертву идеалу, здоровье – социальной необходимости,, собственные интересы и желания – долгу и т. п.
По версии откровенных противников коммунизма, именно социальные движения XX века заставляют по-новому нравственно взглянуть на такой духовный феномен, как идейность и убежденность. Ранее, в середине XIX столетия, этот феномен наивно рассматривался как положительное моральное качество личности. Но теперь, во второй половине «атомного века», он якобы уже не добродетель, а горе и проклятье человека. Он разрушает судьбы многих миллионов людей, попадающих в пасть ужасному Минотавру – Истории, творимой с идейной убежденностью. Это творение требует обращаться с людьми, как с простыми вещами, оценивая их только по их полезности. Именно тогда, когда человек подчиняет свою совесть и моральное сознание служению общей идее, когда он делает это убежденно, – именно тогда открывается дорога для массовых насилии, жестоко-стей, зверств, преследования инакомыслящих. Идейные люди наиболее опасные враги искренней доброты. Их доброта – это абстрактная доброта отвлеченной идеи, губящая сочувствие и сострадание в отношении человека к человеку. Личность, посвятившая себя служению идее, становится источником равнодушно-жестокого отношения к людям, сама становится нравственно однобокой, деформированной. Такой человек будет болеть за обожаемую идею, но ему будут безразличны страдания окружающих. Идейная убежденность, согласно логике рассуждений антикоммунистов, является теперь, в середине XX столетия, прямым антиподом нравственности, приносящей счастье отдельному человеку. Она внутренне враждебна этому счастью, она коварно обманывает массу людей, теряющих свою нравственную автономность в надежде приобрести смысл своего существования в служении абстрактной идее. Нужна «новая мораль», которая бы служила человеку, ничего не требуя от него взамен, не придавливая его личной судьбы и устремлений. А поскольку идейная убежденность – важнейший компонент коммунистической
Несомненно, во всех этих антимарксистских рассуждениях содержится значительный ядовитый материал, который призвана разоблачить философско-этическая критика. Они несостоятельны, софистичны как в теоретическом отношении, так и применительно к общей оценке практики коммунистического движения.
«Идейность» и «доброта», «идея» и «человек» не пекоторые абстракции, независимо существующие в истории. Их нельзя противопоставлять друг другу на чисто формальных основаниях. Передовая классовая идейность не только не противостоит, но – в общей перспективе – развивает индивидуальную доброту (отзывчивость, сострадание, коллективизм и т. д.) личности.
Разумеется, в личностном плане здесь могут быть отклонения, несоответствия, извращения. Доброта может скрывать безыдейность, беспринципность, мягкотелость и быть добротой только до поры до времени, до первого серьезного испытания; а идейность может быть удобным щитом, прикрывающим эгоизм, честолюбивые устремления человека, пренебрегающего интересами своих близких, и т. д. и т. п. Как прозорливо отмечал К. Маркс, «этикетка системы взглядов отличается от этикетки других товаров, между прочим, тем, что она обманывает не только покупателя, но часто и продавца»1.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 24, с. 405.
Вот почему не на частных примерах, а прежде всего в общем плане следует рассмотреть эту проблему. Подавление гуманности и доброты в отношениях к человеку с помощью идейности означает перерождение этой идейности. Опасность такого перерождения, несомненно, существует: мелкобуржуазные течения наглядно показали это в теории и на практике. Корни этого перерождения – в необузданной мелкобуржуазной стихии насилия, которое, переходя за рамки необходимого, морально оправданного, превращается в «насилие ради насилия», где нарушается должное соотношение между целями и средствами революции. Однако теперь можно не только теоретически, но и практически, в результате всего совокупного опыта мирового коммунистического движения, утверждать, что эта опасность всегда может быть предотвращена или ликвидирована в самом зародыше. Все зависит здесь от стойкости, марксистской закалки партии, руководящей революционной борьбой трудящихся. Именно в революционном движении выпестываются люди, у которых их личные радости и горести, мысли и переживания, естественно слились с крупномасштабными проблемами современности, жгучими конфликтами, раздиравшими общество. Причем эти конфликты и проблемы воспринимались ими обнаженно лично, с особой внутридушевной к ним сопричастностью. Это люди-борцы, создатели новых нравственных ценностей. У них был преодолен разрыв между личным и общественным выражением моральности. Революционная идейность и доброта у них гармонически сливались, усиливая друг друга1.
1 Ф. Э. Дзержинский писал об этом: «Ты говоришь, будто наши чувства относятся в большей мере ко всему человечеству, чем к каждому человеку в отдельности. Не верь никогда тому, будто это возможно. Говорящие так лицемеры: они лишь обманывают себя и других. Нельзя питать чувства только ко всем вообще: все вообще – это абстракция, конкретной же является сумма отдельных людей. В действительности чувство может зародиться лишь по отношению к конкретному явлению и никогда – к абстракции. Человек только тогда может сочувствовать общественному несчастью, если он сочувствует какому-либо конкретному несчастью каждого отдельного человека…» (Дзержинский Ф. Дневник ваключенного. Письма. М., 1966, с. 18).
Но если даже подготовка революции несет с собой такое новое нравственное явление, значит, конфликт между моральной убежденностью и личной нравственной жизнью не фатален, он может быть преодолен. Этому преодолению и служит строительство коммунистического общества, где создаются условия для развития морали, гармонически выражающей общественные и личные интересы.
Именно в революционной борьбе общая цель становится лейтмотивом поведения и закрепляется на эмоциональном уровне – в чувствах совести и долга. В личной совести воплощается революционное мнение народной массы. Энтузиазм борющегося народа вливается в индивидуальные эмоции, нравственно возвышая и усиливая их. Но не только личная нравственная жизнь обогащается из нравственной сокровищницы революции, существует и обратная связь: в революционном, общем деле раскрываются, воплощаясь, субъективно-нравственные особенности и потенции действующих лиц. Революция производит стихийный отбор лучших моральных свойств человека, сражающегося за социальную справедливость, причем в реальности, в борьбе за новую власть, в строительстве коммунистического общества. Отмечая эту нравственную особенность социалистической революции, В. И. Ленин писал: «Диктатура пролетариата… показала себя на деле с той стороны, которую злостно не хотят видеть врагн и которую выше всего ценят действительные друзья освобождения труда от ига капитала, именно со стороны особой силы морального (в лучшем смысле слова) влияния пролетариата (владеющего государственной властью) на массы, со стороны способов этого влияния»1.