Антивыборы 2012. Технология дестабилизации России

Большаков Владимир Викторович

Да и только ли старики с тоской вспоминают советское время? Меня по-настоящему поразили умонастроения народа, которые в течение почти двух месяцев изучал телеканал «Россия» в ходе проекта «Имя России. Исторический выбор-2008». Самые жестокие тираны в истории нашего Отечества оказались самыми популярными в ходе этого «исторического выбора». По итогам голосования по проекту «Имя Россия» с самого начала с большим отрывом лидировал Иосиф Виссарионович Сталин, которого представлял покойный генерал Варенников. На 8 июля 2008 года он набрал 160 769 голосов. На втором месте шел Владимир Высоцкий — 128 927 голосов, уступивший затем Столыпину, а замыкал тройку лидеров Владимир Ильич Ленин, за которого проголосовали 91 560 человек. Помимо Сталина, Высоцкого и Ленина в список попали Иван Грозный, Петр Первый, Екатерина Вторая. На этом фоне Чехов, Пушкин, Гоголь, Булгаков, Достоевский безнадежно уступали Иосифу Виссарионовичу и другим сильным личностям. Присутствующие в списке ученые также не могли сравниться со Сталиным. Самый «большой ученый» оставил их позади: Сергей Королев набрал 44 401 голос, Циолковский — 12 691, Менделеев — 7125, Пирогов — 4822. Полководцы — маршалы, генералы и адмиралы — тоже не дотянули до генералиссимуса: Жуков — 14 182, Ушаков — 8586, Кутузов 6355, Илья Муромец — 6206 и маршал Рокоссовский — 38. (lenta.ru, 08.07.2008). Каким-то чудом, видно потому что для этого приложил максимум усилий тогда еще не патриарх, а владыка Кирилл, представивший на проекте Александра Невского, новгородский князь к концу проекта опередил Сталина. Не вдаваясь в дискуссию о его роли в победе над гитлеровской Германией, она, конечно, была весьма существенной, не могу не отметить, что популярность тиранов в нашей стране на момент конкурса была значительно

выше популярности великих писателей, ученых и полководцев России. От чего это происходит? Почему по-прежнему, говоря об особенностях российского бытия, цитируют Пушкина:

Прощай, немытая Россия,

Страна рабов, страна господ.

И вы, мундиры голубые,

И ты, послушный им народ…

Наверное, не только потому, что в ФСБ голубые погоны, а у работников прокуратуры ядовито голубые мундиры. Я категорически отвергаю тезис о «рабстве духа» русского народа. Народ-раб давно бы исчез с лица земли, пережив хотя бы малую толику тех испытаний, которые выпали на долю народа русского. Но он их вынес и выстоял. Именно потому, что рабом так и не стал, как его ни давили. Другое дело, что геополитический аспект русской державы, ее отождествление с хартлендом и ее громадность, предполагают, что во главе России должен стоять властитель, облеченный поистине самодержавной властью. Но одно дело — царь-самодержец, диктатор по Ивану Ильину, президент с мощной вертикалью власти, а другое — его управленческий аппарат. Если такой аппарат построен на одном подавлении и без учета свободы духа русского народа, правление любого самодержца закончится так же бесславно, как правление Николая II-го. А, если отпустить вожжи так, что и самая ледащая кобыла возомнит себя арабским скакуном, результат в России будет тем же самым. Тут управлять надо не только с умом, но и с душой. Но, увы, для большинства российских управленцев и, особенно из силовых структур, такое сочетание не характерно. Вот, например, в январе 2005 г. на встрече с работниками генеральной прокуратуры России тогдашний Генпрокурор Устинов, процитировав классика, сказал, что для нашего российского государства все же важнее не профессор, не губернатор и не министр. «Полицейский — вот кто важнее», объявил Устинов. От этого тезиса до утверждения, что русским лучше жить в полицейском государстве, чем в демократическом, — один шаг. Присутствовавший на встрече Президент Владимир Путин вынужден был поэтому поправить своего обер-прокурора. «В современном обществе, — разъяснил он аудитории, полной голубых мундиров, — современном государстве, которое рассчитывает на будущее, главным приоритетом и главной фигурой является гражданин, человек, абсолютно раскрепощенный и свободный, который чувствует в себе силы реализовать все свои лучшие качества, независимо от того, чем он занимается. Человек, который свободен, но в то же время уверен в крепости государственных институтов». Правильная постановка вопроса. Свобода — это не вседозволенность, а, прежде всего, тут прав Энгельс, осознанная необходимость при создании свободного общества и хорошо организованного сообщества свободных людей. Судя по докладу Устинова, в котором тот привел вопиющие факты разгула преступности, казнокрадства, коррупции и полного разложения судебной системы в России, о таких приоритетах нам пока можно только мечтать. И Путин вынужден был признать, что «нам еще далеко до решения этой задачи», но посчитал, что «мы в состоянии ее решить». А ведь это и есть вопрос вопросов для современной России. И ее духовной жизни, и экономической. Ведь еще великий Гегель отметил в одной из своих лекций, что «царство духа есть царство свободы». Да простят меня за такое перефразирование, но царство рынка без царства гражданской свободы также немыслимо, как царство духа в условиях тоталитаризма. Печальный вывод А.Солженицына о прививке русскому народу покорности государю императору и сменившим его диктаторам за годы Советской власти по своему это подтверждает. К рынку нация оказалась не готова и в силу этого тоже.

Как уже говорилось подробно выше, за годы коммунизма, а за последние десятилетия в особенности, была осуществлена подмена традиционных нравственных ориентиров русского народа. Приобретательство, погоня за деньгами и материальными ценностями стали для многих самоцелью. Достоинство человека и его полезность для общества определяются в РФ не его талантами и достижениями в профессиональной деятельности, а его богатством, для достижения которого уже не принято считаться в средствах. Это ведет, прежде всего, к торжеству беззакония и беспределу, к разгулу преступности и к обвальной коррупции. Для российского государства это чрезвычайно опасно. Если сегодня среди бела дня участники криминального заговора пытаются украсть полтора миллиарда рублей из Пенсионного фонда РФ, то кто может гарантировать, что завтра их коллеги по воровскому ремеслу не выведут за границу весь золотовалютный запас России? Или продадут Америке антарктический шельф, как это сделал государственный преступник Эдуард Шеварднадзе с чукотским шельфом в 1990 году.

Сегодня, увы, нация больна. И духовно, и физически, и даже, увы, психически. Иначе бы в нашей стране лидером демократов и президентом России не смог бы стать бывший секретарь обкома КПСС, заменить его на два последующих срока не смог бы полковник КГБ, а лидером русских националистов не стал бы авантюрист и демагог, у которого папа похоронен на еврейском кладбище в Израиле. Общероссийский пофигизм — это страшная болезнь, один из самых тяжких симптомов аномии нашей нации. Излечиться от этих недугов можно только при условии, что русский народ обретет вновь национальное самосознание и начнет в соответствии с ним возрождать Россию. Сразу это не придет. К этому надо идти годами, десятилетиями, но начинать надо уже сейчас, хотя лучше бы было еще вчера.

Эта книга не претендует на фундаментальное исследование. Я лишь хочу обозначить те основные проблемы, которые нашему народу, живущему во враждебном, к сожалению, окружении предстоит решать, чтобы выжить и жить достойно. Для этого потребуется, чтобы, по меньшей мере, два поколения русских людей выросли в осознании того, что Россия для русских — это не экстремистский лозунг, а естественное право русской нации быть хозяевами в своем национальном государстве, где слово «Русский» звучит гордо, где уважаются права и свободы каждого гражданина, каждого этноса в соответствии с международным правом. Привыкание к этому новому статусу немыслимо без соответствующего воспитания русского человека в духе лучших национальных традиций и патриотизма, без возрождения духовного наследия русского народа, без восстановления его нравственного и физического здоровья, без воспитания уважения к другим нациям и народам. Все государственные средства массовой информации, вся система образования, — с детского сада до университета, воспитательная работа в Вооруженных силах, вся государственная работа с творческими союзами, должны быть подчинены этой цели. Работа эта должна осуществляться в тесном взаимодействии с Русской Православной Церковью на всех уровнях. Это задачи не на одно десятилетие.

 В поисках национального кредо

Нация сегодня дезориентирована — Россия не имеет четко сформулированной национальной цели и стратегии ее достижения. Национальные приоритеты не обозначены. И даже те краткосрочные задачи, которые выдаются за такие приоритеты, решаются не в интересах народа, а в интересах небольших групп влияния и капитала, тесно связанных с зарубежными финансовыми, промышленными и политическими центрами, как правило, враждебными России. Система государственной власти в РФ выстроена в интересах именно этих групп. В ходе становления новых отношений между народом и государством эту систему предстоит радикальным образом изменить. Согласно Конституции РФ, единственным источником власти в нашей стране является народ. Сегодня — это не более чем декларация. Необходимо сделать все, чтобы данное положение Конституции стало реальностью. Для достижения главной задачи — восстановления величия России — власть должна быть подчинена обеспечению первостепенных нужд русского народа. Для этого, прежде всего, потребуется вернуть ему природные богатства страны и осуществить национализацию ведущих отраслей промышленности, включая производство алкоголя, ввести прогрессивный налог и налог на недвижимость. Тогда государство сможет резко увеличить ассигнования на нужды обороны, поддержку науки и образования, на обеспечение современного уровня бесплатного медицинского обслуживания населения, восстановление физического здоровья нации, обеспечить каждому гражданину России достойный человека уровень жизни. Без этого все заявления с властного Олимпа о заботе его небожителей о народе России останутся пустым звуком.

Величие России может быть достигнуто только под руководством подлинно национальных лидеров в результате последовательного

осуществления национально ориентированной стратегии. Стране нужна поэтому общепризнанная национальная идея, государственная идеология. На протяжении российской истории она принимала различные формы. Но суть ее, так или иначе, сводилась к укреплению центральной власти и оправданию в глазах народа ее действий, как тех, что осуществлялись в интересах народа, так и тех, что народ не устраивали, но укреплению государства способствовали. После крушения коммунизма идеология была вообще бранным словом у демократов. Но по мере того, как демократы укрепляли свою власть и пытались в этих целях привлечь на свою сторону российский электорат, идеологию реабилитировали. Как и следовало ожидать, и демократы, как и их предшественники в Российской Империи и в СССР, занялись поисками новых способов укрепления государства и мобилизации для этого дела народной поддержки. И, как водится, пришли к выводу, что все новое — это хорошо забытое старое. Перехватив у КПРФ практически все идеи социального обеспечения, включая вечный лозунг Зюганова о школьных завтраках, демократы вслед за коммунистами объявили себя государственниками. Подобная трансформация сразу же вызвала критику все в тех же правозащитных кругах, которые и в РФ, как в советские времена, борются за права человека, неизменно принимая в этой борьбе сторону ущемленных в правах граждан, а не государства. Достаточно для этого посмотреть список исков к РФ от ее граждан в Страсбургском суде. Большинство правозащитников диссидентствует, таким образом, в силу своих убеждений. Какая-то часть потому, что диссидентство и противопоставление гражданина государству стало их профессией и хорошо оплачивается с Запада. В любом случае восстанавливается ситуация, типичная для советских времен — защита интересов государства далеко не всегда равнозначна защите интересов и прав граждан. А значит, и сама идеология государственности подвергается критике, т. к. противоречит западной концепции прав человека, утвердившейся в результате Великой французской революции. Критике, в первую очередь, со стороны «новых западников».

Весьма показательна в идеологических дебатах последних лет статья Д. Е.Фурмана, главного научного сотрудника Института Европы РАН, и профессора П.Р. Палажченко, эксперта Горбачев-фонда, «Шаг от предательства до преданности и обратно. Об идеологии и психологии «государственности» в России». (См.: «Независимая газета», 18.11.2008.) «Эта идеология формировалась на протяжении всей нашей истории, принимая новые формы в царском, советском и постсоветском периодах, — говорится в этой статье. — Ее первая форма — царистская идеология «православия, самодержавия и народности». Она пала вместе с царизмом, но возродилась в новой форме, как «теневая» идеология советской власти. По мере того как Сталин создает мощное государство, оно начинает осмысливаться как новое воплощение Российской империи, а сам Сталин — как новое воплощение таких строителей империи, как Иван Грозный и Петр Первый. Это осмысление создавало дополнительную идейную легитимацию советской власти и, несмотря на противоречие идеям марксизма-ленинизма, в явное столкновение с ними не вступало. Ведь в рамках этой идеологии марксизм-ленинизм воспринимался как новая форма скрепляющей империю символики (раньше православие, сейчас — марксизм), лояльность которой — неотъемлемый компонент лояльности государству. Эта идеология позволяла быть преданными «делу партии», оставаясь совершенно равнодушными к содержанию партийной идеологии — как в царское время можно было быть православным, не интересуясь, есть Бог или нет. По мере упадка официального марксизма роль идеологии государственности, увеличивалась, и при Брежневе она даже стала выходить из тени, иногда противопоставляя себя официозу».

Уточню один важный для понимания направления мыслей авторов момент. Во времена Брежнева и после него вплоть до развала СССР, «государственниками» называли себя члены «русской партии» в КПСС, т. е. сторонники воссоздания русского национального государства, о которых говорилось выше. Конечно, с официальной марксистской идеологией их взгляды не совпадали. Они были гораздо ближе к позиции лидера ленинградских коммунистов Вознесенского, который выступал за создание Компартии и Правительства РСФСР, за что и был по приказу Сталина расстрелян. Эти государственники в своем «русском подполье» никогда бы не пошли на то предательство, которым отметился в истории России Борис Ельцин, подписавший вместе с такими же предателями, как он, смертный приговор Советскому Союзу в Беловежской пуще, ради обретения «независимости РФ». Так что государственник государственнику рознь.

«Следующий этап формирования этой идеологии, — читаем далее в статье Фурмана и Палажченко, — связан с падением советской власти. При падении царизма выяснилось, что людей, готовых умирать за монархию и веру, мало. (Почему-то из памяти авторов вылетела гражданская война, длившаяся почти шесть лет, не говоря уже о том, что большая часть белой эмиграции в конечном итоге признала наследником престола Кирилла Романова, а затем его сына Владимира. — В.Б. ). А при падении советской власти оказалось, что готовых умереть за марксизм-ленинизм и СССР вообще практически нет. (Это, увы, правда. — В.Б. ) Легкости, с которой распалась советская система, трудно найти аналоги. Для подавляющего большинства клявшихся в преданности «делу партии» советских «функционеров» вопрос, оказывать ли сопротивление новым революционерам или пойти к ним на службу, даже не возникал. И естественной идеологией, которая могла избавить кагэбэшников, ставших фээсбэшниками, комсомольских работников, ставших бизнесменами, партработников, сжегших партбилеты и ставших чиновниками нового государства, от каких-либо угрызений совести, была идеология «государственности», говорившая, что они и раньше, и теперь служат государству, а какая у него идеология — не важно. (Здесь, вмешаюсь вновь в изложение статьи, ее авторы путают идеологию с мировоззрением бюрократии, о котором говорилось выше в главе о коррупции. Идеология может меняться, мировоззрение формируется раз и навсегда, что и облегчило переход партократии и остальной советской бюрократии на службу режиму Ельцина. Это авторы статьи, увы, не поняли. — В.Б. ) Массовый переход слуг «старого режима» на сторону советской власти способствовал ее стабилизации и одновременно — ее сталинистской эволюции и эрозии ее официальной идеологии. Мы видим колоссальную мощь идеологии «государственности». Она вытекает из психологии людей, живущих в стране, история которой действительно состоит из кратких периодов свободы, превращающейся в хаос, приводящий к «бегству от свободы» под сень авторитарных режимов. И одновременно она сама способствует сохранению этого исторического ритма, воспроизводит реальность, отражением которой является. Психология, идеология и институциональная реальность — единое целое. Воспроизводство схожих социально-политических форм связано с воспроизводством идеологии служения государству (начальству), какой бы идеологии это государство (начальство) ни придерживалось. (На наш взгляд, живой символ и «классическое» воплощение этой идеологии — Сергей Михалков, дворянин, создавший слова к гимну коммунистической России, а потом — к гимну России антикоммунистической.) Но в силе идеологии государственности есть оборотная сторона. Внешне мощные политико-идеологические системы каждый раз оказываются хрупкими. В «трудную минуту» никто не встает на их защиту. Формальная идеология «государственников» не волнует, а от власти, которая оказалась «слабой», они тут же переходят к новой. Воспроизводя схожие формы политического устройства, эта идеология воспроизводит и их периодическое легкое падение. И очень похоже, что хрупкость теперешней системы, при которой идеология сильного государства, как самоцели, стала почти официальной — больше, чем предыдущих. Большевистская революция породила Белое движение сопротивления. При падении СССР минимальное сопротивление тоже было. От КПСС сохранилась слабая и вписанная в систему, но все же оппозиционная КПРФ. Но если нашу систему постигнет серьезный кризис (вернее, не «если», а «когда», ибо кризисы неизбежны), от «Единой России» не останется ничего. Если представить себе фантастическую ситуацию, что после глубокого кризиса на роль спасителя выдвигается вышедший из тюрьмы Ходорковский, на следующий день все, кто сейчас — в окружении наших «первых лиц», устремятся на службу новому хозяину. Они будут так же без малейших угрызений совести отрекаться от Путина и Медведева, как их «отцы» отрекались от советской власти, а «деды» — от царской, и будут делать из Ходорковского («великого организатора, человека несгибаемой воли») нового Путина. И эта модель поведения — самая большая опасность и для теперешней власти, и для власти будущей, и для страны в целом. Эту опасность не способны заметить меняющиеся власти, каждый раз радующиеся легкости победы и толпе, теснящейся у подножия трона. И ее не видит страна, каждый раз после хаоса радующаяся возвращению «порядка» и не понимающая, что этот «порядок» неизбежно порождает новый хаос, и что в каждом следующем периоде порядка она оказывается слабее и меньше».