Антология сатиры и юмора России XX века. Том 6. Григорий Горин

Горин Григорий Израилевич

продолжал песню корнет, –

И никто не исцелит… Поглядишь: хандра все любит, А любовь всегда хандрит.

Тут Плетнев и Жужу почувствовали, что в палате кто- то есть, и обернулись на вошедших.

– Родной мой! Любимый! Что они с тобой сделали! – по-бабьи запричитала Настя и кинулась к раненому.

– Розанчик! – завопил Плетнев. – Какими судьбами! Вы…

Договорить

ему не удалось. Настя обхватила руками могучее тело Плетнева и поцелуем заставила его замолчать. Внимательно наблюдавший за этой сценой Мерзляев отметил некое недоумение в глазах корнета, затем корнет зажмурился, что свидетельствовало о чрезвычайном восторге.

– Ну, я, пожалуй, пойду! – спокойно сказала Жужу, поднимаясь со стула. – Твоя мамзель тебя и покормит. Привет от всех наших. Поправляйся, Леша… – И она двинулась к выходу.

– Подождите! – остановил ее Мерзляев. – Кто такая?

– Жужу! Из заведения мадам Жозефины…

– Зачем приходили?

– Гостинцев принесла. Пусть поест домашнее. Что он все на казенных харчах…

– А эту даму знаете? – Он показал на Настю, которая упорно продолжала целовать корнета.

– Она давно за ним ухлестывает… Обесчестил, обещал жениться, а потом раздумал. Она даже к нам в заведение к нему прорвалась. Ну, чего? Moгy идти, господ ин жандарм?

– Идите, – разрешил озадаченный Мерзляев. – Подождите, а вы как сюда прошли?

– Так и прошла, – лениво сказала Жужу.

– Посторонних в полк не пускают.

– Это я-то им посторонняя? – засмеялась Жужу. – Ну, господин капитан, вы скажете… – И, не переставая посмеиваться, Жужу покинула палату.

– Вот уж сюрприз так сюрприз! – освободившись из Настенькиных объятий, произнес корнет, но выразить свои чувства ему не удалось. Настенька с криком: «Молчи! Тебе вредно разговаривать!» – повторила свой поцелуйный маневр.

– Прекратите! – раздраженно рявкнул Мерзляев. – Сцена разыграна блистательно!

– Это бестактно, в конце концов! – Настенька гневно обернулась. – Оставьте нас одних!

– Действительно! – Плетнев тоже возмутился. – Чего уставился?!

– Господин корнет, извольте встать перед старшим по званию! – приказал Мерзляев.

– Вставать мне доктора запретили, – нахально ответил Плетнев. – А перед дамами чинами щеголять неблагородно. Подглядывать – тем более.

– Не читайте мне нотаций! Кстати, здесь, – Мерзляев указал на пустую койку, стоявшую рядом в палате, – здесь должен лежать больной. Где он?

– Ваш соглядатай, что ли? Его унесли…

– Куда?

– В хирургическую!

– Как?!

– На носилках!

– Почему?

– После переломов! – дружелюбно разъяснил Плетнев. – Все ясно или еще есть вопросы?

Мерзляев закусил губу и выскочил из палаты, хлопнув дверью. Избавившись от опасного свидетеля, Настенька попыталась освободиться из объятий, но не тут-то было. Корнет был охвачен страстью:

– Сударыня, я вас обожаю! Я на вершине блаженства. Вы мой идеал! Как вас зовут?

– Подождите! – Насте

все же удалось вырваться. – Я дочь того человека, которого вы спасли сегодня на рассвете. Он меня послал к вам. Его схватили. Теперь его и ваша жизнь зависят от того, что вы скажете… Понимаете? Вы должны говорить одно и то же… Понимаете?

– Вон оно что! – Плетнев посерьезнел. – Сударыня, я восхищен вашим отцом! Разрешите пожать вашу руку! – Он взял Настеньку за руку и, воспользовавшись этим, попытался привлечь девушку к себе.

– То, что я вам скажу, очень важно! – Настя оттолкнула Плетнева. – Запомните: на вас напали всадники на белых лошадях. Они были в черных костюмах и в черных полумасках…

– Красиво! – оценил корнет.

– Запомнили?

– Чего тут запоминать… Черные – белые…

– Нападающих было пятеро! Поняли?

– Ну уж нет! – неожиданно заартачился Плетнев. – ' Тридцать как минимум…

– Да вы что? Рехнулись? Говорят вам – их было пятеро!

– Не обижайте, сударыня! Кстати, как вас зовут?.. Какие пятеро! – Корнет искренне засмеялся. – Пятерых я бы уложил одной левой… Нет! Тридцать – и точка!

– Вы что, издеваетесь? – начала злиться Настя.

– Ладно, – сделал уступку корнет, – только ради вас: двадцать, и ни копейки меньше!

– Болван! – вспылила Настя. – Вы погубите отца!

– Хорошо! Поскольку уважаю вашего папашу… Как говорится, ни нашим, ни вашим. – И корнет назвал окончательное число: – Двенадцать! Больше уступить, сударыня, не могу – перед ребятами стыдно, засмеют.

– Хотите в беду попасть – несите что угодно. Я вас предупредила! Прощайте! – Настя пошла к двери.

– То есть как «прощайте»? – Корнет был искренне изумлен. – И это все?

– Что «это»? – не поняла Настя.

– Ну, это… Поцелуи… Признания… Это что ж? Спектакль?

– И вы поверили, что правда? – улыбнулась его наивности Настя.

– Как же можно такими святыми вещами играть? – Плетнев был обижен и оскорблен. – Я к вам со всей душой. А вы… За что?

Настя посмотрела на убитого горем Плетнева, пожала плечами и устремилась к выходу.

– Ничего не буду говорить! – взъерепенился корнет. – Пусть тюрьма! Пусть Сибирь! Сорок их было! – И для усиления добавил: – И без масок!

Настя остановилась.

Негодующий Мерзляев шел к своему экипажу. Навстречу ему выскочила бричка, которую погонял Артюхов. Увидя шефа, подручный резко осадил коня.

– Разрешите доложить, господин штабс-капитан! – радостно крикнул Артюхов. – Поймали! Пытался бежать в переодетом виде…

– Допрашивали?

– Без вас не посмели. Но по дороге в тюрьму он мне рассказывал: мол, какие-то пятеро… На белых лошадях… Лиц сподвижников не разглядел, потому что были в полумасках…

В уме Мерзляева мгновенно промелькнула догадка:

– С дочерью он виделся перед арестом?

– Так точно! Виделся!

– Ах, черт! – выругался Мерзляев.

– Агент наказан! – поспешил оправдаться Артюхов, но Мерзляев его уже не слушал.