Антология советского детектива-11. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Наказание один из методов лечения. — Я не дал ему возможности возразить, а он явно хотел возразить, и предъявил фотографию. — Вам не знаком этот человек?
— Нет, — сказал он. — Разыскивается преступник?
— Почему преступник?
— Вряд ли вы предъявляете для опознания фото приличных людей. В некотором роде я знаком с вашей деятельностью. Мой дед Карл Александрович Шталь работал судебно-медицинским экспертом.
Я не стал объяснять, что преступником считается тот, чья вина доказана, а спросил:
—
— Да, знаю, — Шталь печально вздохнул. — Я заезжал к Галине Ивановне.
— Что вы думаете по этому поводу?
— Зверство, вандализм.
— Кто мог убить Игнатова?
— Кто? Даже предположить не могу.
— А за что?
— Невозможно понять.
— У Игнатова были ценности, деньги?
— Не знаю. Не думаю.
— От кого вы узнали о смерти Игнатова?
— От Стокроцкого.
— Когда? Вы виделись с ним?
— Шестого. Он позвонил мне. А вечером после работы я поехал к Галине Ивановне. Там я и увиделся с ним и Маркеловым.
— Вы дружны с ними?
— Если хотите. К нашему возрасту это выражение уже не подходит. Дружат в юности. Но не будем придираться к формулировкам. Мы приятельствуем пятый год. Они учились с Игнатовым еще в школе. Вас, наверно, интересует, когда я познакомился с Игнатовым. Почти пять лет назад. Я перешел работать в эту поликлинику участковым врачом, и в числе моих больных оказался Игнатов.
— Он и тогда болел?
— У него был врожденный порок сердца — коарктация аорты с резко выраженным стенозом.
— Отделением давно заведуете?
— Два года.
— У кого возникла идея относительно перехода на инвалидность — у Игнатова или у вас?
— Что за странная постановка вопроса? Такое впечатление, что вы подвергаете сомнению болезнь Игнатова.
— Вы же сами сказали, что не будем придираться к формулировкам. Поверьте, я не подвергаю болезнь Игнатова сомнению. Просто хочу выяснить, кто первым сказал «а».
— Сейчас я уже не припомню. Кажется, Игнатов. Это так важно?
— В нашей работе иногда сам не знаешь, особенно в начале расследования, что важно, а что не очень важно. Поэтому мы выясняем по возможности все. Значит, Игнатов первым заговорил об инвалидности. Когда?
— Года три назад. Позвольте, вы сказали, что у нас будет беседа. Вы же меня допрашиваете.
— Помилуйте, Геннадий Сергеевич. Допрос — это когда ведется протокол и допрашивает следователь. А у нас с вами беседа. Вы можете не отвечать на мои вопросы, если они вам не по душе.
— Ну почему же? Не вижу в них ничего такого.
— Вот и прекрасно. Может быть, вы сами расскажете об Игнатове?
— Боюсь повториться. Задавайте лучше вопросы.
— Хорошо. На какой почве у вас возникли приятельские отношения с Игнатовым?
— На почве русской истории. Мы оба тогда были увлечены Петровской эпохой. Однажды
— А у вас?
— У меня были читающие предки. Они оставили мне редчайшую библиотеку.
— Кроме Стокроцкого и Маркелова вы знали кого-нибудь из знакомых Игнатова?
— Нет.
— Когда вы были у него в последний раз?
— Дай бог памяти. То ли двадцать пятого, то ли двадцать шестого декабря. Двадцать пятого. Я еще шутя ему сказал: «С рождеством Христовым».
— Как он себя чувствовал в этот день?
— Неважно. Если помните, наступило потепление. Я ему привез лекарство — резерпин. Оно оказывает гипотензивное и седативное действие.
— С тех пор вы не видели Игнатова?
— Видел накоротке тридцать первого декабря часов в двенадцать у Маркелова. Мы собирались вместе встречать Новый год…
— В каком состоянии был Игнатов?
— В подавленном. Он поссорился с женой.
— Он сказал вам об этом?
— Нет. Такое предположение высказал Маркелов. Сам Игнатов в разговоре, по крайней мере со мной, никогда не затрагивал тему взаимоотношений с женой. Думаю, Маркелов не ошибся. Иначе почему Игнатов отказался от встречи Нового года в Доме кино?
— Других причин отказа, вы считаете, не было?
— Может, и были, но я о них не знаю.
— Не замечали у Игнатова страха?
— Иногда у него наблюдалось проявление психоза на почве повышенного артериального давления.
— В чем это выражалось?
— В нервозности, раздражительности, боязни умереть.
— Полагаю, вы не считаете, что из-за боязни умереть от гипертонического криза Игнатов поставил на входную дверь месяц назад два специально заказанных замка?
Шталь пожал плечами. Это могло означать все что угодно. Я ждал его ответа. Он молчал.
— Геннадий Сергеевич, почему бы вам не быть откровенным со мной до конца? — спросил я.
— Я совершенно откровенен. Совершенно, — чересчур быстро, словно опомнившись, произнес он.
Неужели он знает, кого боялся Игнатов? А если знает, то почему скрывает?
— Скажите, Геннадий Сергеевич, когда вы приходили к Игнатову и звонили в квартиру, он сразу открывал дверь?
— Сразу. Он же знал, что это я.
— Откуда он мог знать, что это вы?
— Во-первых, я предварительно звонил по телефону, во-вторых, он спрашивал «Кто там?».