Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20
Шрифт:
Павлу Александровичу стало не по себе от того, что он дал волю словам.
— Ну, что уж… Это я так. И книжки свои забирай. Нам чужое не нужно.
— Да книжки-то книжки! — сразу отмякая, буркнул Валовой. — Старье. Всего две, и обе Пушкина: «Евгений Онегин» и «Полтава».
Какое-то смутное воспоминанье шевельнулось в голове Павла Александровича. Что-то ему рассказывал брат про эти книжки Пушкина. Что-то интересное, а что — никак не вспоминалось. При его жизни издавались, что ли?
— Сам смотри, — кивнул он на шкафы. — Найдешь — забирай. Продашь — корову купишь. — Зуев представил себе Валового
— Эх, чайком бы побаловаться! Пойду посмотрю, может, где заварки пясть отыщу.
Он пошел на кухню и стал шарить по шкафчикам и ящикам. И наконец нашел пачку чая. Внезапно он почувствовал беспокойство. «Чего я этого сквозняка одного оставил? Доберется сейчас до шмуток — и стянет за здорово живешь, хоть и Васин ученик…»
Павел Александрович скинул полуботинки и на цыпочках, чтобы не скрипнула паркетина, прокрался к дверям кабинета. Валовой запихивал какую-то небольшую книжку себе под рубашку.
— Куда пихаешь, обормот! — заорал Павел Александрович, распахивая дверь.
То ли рука у Валового непроизвольно дернулась, то ли сам ее отшвырнул, но книжка стремительно отлетела под письменный стол.
— Я-я! Ни-ни-куда! Не пихаю! — заикаясь от испуга, крикнул Валовой и, увернувшись от кинувшегося на него Павла Александровича, выбежал в коридор. Зуев тяжело развернулся, схватил первую попавшуюся толстую книгу и бросился следом. Валовой уже дергал засовы на двери. Павел Александрович обрушил книгу ему на голову, но в это время Валовой наконец выдернул засов, дверь распахнулась, и он вылетел на площадку вместе с книгой.
— Вот тебе, бес! — крикнул вдогонку Зуев и захлопнул дверь. А потом минут пять стоял, прислушиваясь: «Уж не угробил ли я его?» Никаких звуков с площадки не доносилось, и, приоткрыв дверь, он выглянул. Ни Валового, ни книги на площадке не было.
На следующее утро пришла Ольга Власьевна.
— Ну как вы, Павел Александрович, тут поживаете? — ласково спросила она, усаживаясь в кресло и оглядываясь по сторонам. — Я вам принесла кое-что. — Она раскрыла свою большую черную сумку. Достала конверт. Положила его на стол.
— Здесь письмо на железную дорогу. Чтобы не задерживали вас с контейнерами. С билетами мы вам тоже поможем. А это я вам пирожков домашних принесла с мясом. — Она вытащила пакет и тоже положила на стол. — У нас в буфете хорошие пирожки, но не то. Фарш никудышный. А вы тут, наверное, соскучились по домашней еде. Попробуйте.
— Ну что вы, Ольга Власьевна, — смутился Зуев. — Зачем же вы затрудняетесь? Да ведь я и дома все по столовым да чайным. Редко когда сам готовлю. Зимой разве что. Когда работы поменьше.
— Вот и поедите домашних пирожков. А я что-то, смотрю, работа у вас медленно подвигается. Только за книжки взялись? Все вещи на местах…
Павел Александрович вздохнул. Он не умел объяснить этой симпатичной старушке, что никак не мог набраться храбрости разобрать тут все, вытаскивать вещи из шкафов, снимать портьеры и занавески, вытряхивать ящики письменного стола. Не поднимались у него руки. О нарядных хрустальных люстрах, которые по вечерам так торжественно светили во всех комнатах, он и не
— Тяжело, да? — вздохнув, спросила Ольга Власьевна.
— Даже не знаю, как сказать… — пожал плечами Павел Александрович. — Я ведь живу один. Комнатки маленькие. Тетка у меня старая в соседней деревне. К ней в избу кое-что можно поставить. Да у нас ведь, Ольга Власьевна, не дачи. В крестьянскую избу такую красоту не поставишь. — Он кивнул на югославскую стенку и улыбнулся. — Да и не влезет.
Ольга Власьевна тоже улыбнулась.
— Понимаю, миленький. Были бы вы, Павел Александрович, помоложе, все бы у вас сразу устроилось, все, что надо, разместилось. И не мучились бы. И дом новый построили. — Она замолчала, смотрела на него с сочувствием и пониманием. Потом сказала: — Что же нам с вами делать? Продать надо всю обстановку. И книги…
— Вчера один Васин знакомый заходил, — сказал Павел Александрович. — Он тоже советует продать.
— Кто же у вас гостил? — полюбопытствовала Ольга Власьевна. — Уж не Лапицкий ли? Они с Василием Александровичем закадычные друзья были.
— Нет. Валовой.
— Валовой? — удивилась старушка и покачала головой. — Был у нас в институте такой прощелыга. За пьянство уволили.
— Вот как! А говорил, Василий ему вроде учителя был.
Ольга Власьевна вздохнула.
— Ох, Павел Александрович, будьте вы осторожней. Звоните мне, я же телефон оставила. И не открывайте дверь сразу. Выспросите все. Мало ли жуликов! Он хоть ничего тут у вас не… — она замешкалась, подбирая словечко помягче, — к рукам не прибрал?
— Нет, — мотнул головой Павел Александрович. Ему было стыдно за то, что именно так и произошло, как сказала Ольга Власьевна.
— Мы с вами, миленький, сделаем так — пригласим из комиссионного магазина оценщика. Он тут все оценит, составим список, а в комиссионный вы не повезете. Зачем семь процентов терять? Мебель в прекрасном состоянии. Покупатели найдутся. Знакомым Василия Александровича скажем. Ладушки?
— Помогли бы вы мне, Ольга Власьевна, — попросил Зуев. — Я вам заплачу. — Он смутился.
— Да что вы, что вы, миленький! Какая плата! Это моя обязанность — помогать вам. Хорошо бы на книги одного покупателя найти!
Павел Александрович нахмурился, отвел глаза. За окном, по карнизу ходил сизый голубь, заглядывая в комнату. Было слышно, как он стучит лапками по железу. «Ну вот, — с тоской думал Павел Александрович. — И она тоже советует книги продать.
Конечно, зачем они такому скобарю, как я? Подумаешь, тоже умник выискался! Ну нет! Если у меня рожа не вышла, значит, и котелок плохо варит? Еще неизвестно, как бы все получилось…» Он вспомнил про техникум, из которого ему пришлось уйти перед самой войной, — председатель уговорил, пропадал колхоз без мужиков, призванных на финскую. Сказал: через год отпущу, а что через год получилось?! После войны только и слышал: давай, Павел, паши, перепахивай. «Мы дети сурового времени» все пели да грамотки давали. Для кого ©но суровое было, а для кого и нет».