Антон и Зяблик
Шрифт:
И за кого не пили! За отца, за мамку, за гостей, и за него, за Ивку, и за мир во всем мире, и за всех ребятишек на свете. От шума гудела изба.
Только вдруг за столом все примолкли. Тихо стало, слышалось даже, как ходики стучат. На столе объявился незваный гость - Барсик! Как очутился он здесь, непонятно. Лапами прижимал кусочек печенки, рвал зубами и мотал головой, урчал и кашлял, бросая злые взгляды вокруг, будто кто собирался добычу отнять. Ивка хвать его за шиворот - вон отсюда, усатая шельма! Но взрослые не дали, смотрели на Барсика и улыбались, а тот целый спектакль давал. Панас, перебирая на
А где же Стрелка? Ивка выбрался из-за стола, поискал ее и нашел на лежанке. Стрелка следила за солнечным зайчиком, годила лапкой, пытаясь прижать его к рядну, но зайчик переползал по лапке. Глаза неотступно следили за ним, круглые и удивленные. Обнюхала кусочек сала, подсунутый Ивкой, но есть не стала, отвернулась и снова - шлеп по зайчику! Хотела схватить его и уволочь, а тот не давался…
Обидно Ивке за Стрелку. Оставил ее в покое, укараулил минутку, схватил Барсика со стола и в угол уволок. Барсик успел зацепить печенку и сидел за печкой с набитым брюхом, еле дышал. Никто не мешал ему - ешь свою печенку, жадина! А он и есть уже не мог, но на всякий случай все равно бросал грозные взгляды вокруг.
Ивка пролез под столом и уселся Панасу на колени. Что бы тот ни делал, Ивка все за ним повторял. Панас потянется к сковородке, Ивка тоже кусочек возьмет. Панас губы оближет, Ивка тоже облизнет. Панас бороду погладит, Ивка тоже почешет себе подбородок.
– Чистая обезьяна!
– смеялись за столом.
– Цирк!
– Панасу бы только с ним и возиться! Своих-то нет…
Он бы, Ивка, пошел к Панасу в подручные и не вылезал бы из кузницы, помогая в делах.
Из горницы принесли гитару, передали Панасу.
– Слазь, - сказала Маруся.
– Панас нам что-сь сыграет…
Панас погладил гитару ладонью, поковырял струны грубыми, в заусенцах пальцами и задумчиво сказал:
– Забыл я, как играется, давно не играл.
– Спой, раз общество просит.
– Ну, разве что старинную… Только уж все вместе.
– И затянул баском:
Затянули вразброд и гости. Да только сразу как-то выбились из разноголосицы два голоса: один Панасов - хрипловатый, гудящий и осторожный, словно боялся дать себе полную силу, чтобы не заглушить другой - чистый и задумчивый, нежный и высокий мамкин голос.
Взяли меня, травушку, скосили. На солнышке в поле иссушили…Тихо и грустно звучала песня, унося всех за деревенскую околицу, в дальние поля и леса, где мир был светел и широк, где хоровод водили ветер, солнце и облака и где бродила по тропочке девчонка, жалуясь на печальную, горемычную участь свою:
Я ль у батюшки не доченька была, УПесня отзвучала и замерла. Из дальних полей, из-за сельской околицы вплыли в избу лежанка со Стрелкой, навострившей уши и забывшей про зайчика, отец, закрывший глаза, притихшие гости за столом. Лица у всех были добрые и задумчивые.
– Складно у вас получается, - сказала тетя Маруся и смахнула слезы с ресниц.
– А вы что же не поддержали?
– спросила Клава.
Она отодвинулась от Панаса и стала торопливо прибирать стол.
Когда это появилась Лариса в избе? Никто и не заметил - сейчас вошла или давно уже стоит и слушает? Она едва умещалась в дверях, стояла, поджав губы, уперши руки в бока. Клава первой увидела ее, засуетилась виновато, принесла на сковородке сала и обтерла стакан полотенцем:
– Сейчас вина принесу.
Лариса метнула взгляд на Панаса:
– Забыл про наряд-то? Федор что тебе сказал?
– Подсаживайся, кума, - стали упрашивать гости.
– Когда ж поспеешь сделать-то?
– Лариса повысила голос.
– Кабы Федя не племянник мне, давно бы из кузницы прогнали тебя, бездельный ты человек!
– Да куда ж его из кузницы? Сам он ее по бревнышку сложил, как же так-то?
– А вот так-то!
– распалялась Лариса.
– На то он и бригадир, на то и власть ему большая дадена!
– Да где ж еще такого кузнеца сыщут?
– Захочет и прогонит, - куражилась Лариса, чувствуя, как распирает ее от силы и власти, даденной племяннику Федору.
– Скажет председателю, его и прогонят взашей!
– Прогонят!
– засмеялись в горнице.
– Его в Стратонове ждут не дождутся, сварщик в РТС им требуется.
– Да он в город на любой завод устроится, чего он здесь не видел?
– Возьмет и сам уйдет отсюда, - шумели гости.
– Чего ты к нему цепляешься?
– Да подавитесь вы с ним, с разлюбезным своим!
– освирепела Лариса.
– Да на кой он мне, леший, сдался? Да что я в нем, голодранце, не видела?..
И пошла, и пошла, и пошла - никому слова молвить не дает, все сидят, слушают да переглядываются.
Панас встал из-за стола, повел широкими плечами.
– Утишься!
– сказал он и ласково так, укоряюще посмотрел на нее.
– День еще не кончился, успею сделать наряд. Не порти людям праздника…
Лариса глянула на мужа, тут же и осеклась, словно бежала и споткнулась вдруг. Из сеней вышла Клава с бутылкой вина.
– Некогда мне распивать, - сказала Лариса подобревшим голосом.
– Дел-то моих никто за меня не сделает.
– Ну возьми хоть сала с собой.
Клава увела ее в сени и открыла кадку:
– Бери!
Лариса деловито разгребла верхний слой, извлекла из-под низа кусок, прикинула на ладони, положила сверху кусок поменьше и присыпала солью.
– Ладный-то кабанчик, - сказала она.
– Пудов на восемь потянет.
– Где уж! В нем и шести не будет. Рано мы его порешили. Кабы не Васина болезнь, ему еще погулять надо…
– Как же шесть? Что я, не знаю, не видела? Да и по кадке видно - все в нем семь, не менее.