Аптечка номер 4
Шрифт:
Заключительным штрихом в натюрморт Валентин вписал серебристый диктофон, который положил на стол перед нами.
Модель родом из нулевых, такие водились у нас на кафедре.
Мы с Заремой переглянулись. На ее лице читались грубые вопросы — как ко мне, так и к нашему сомнительному благодетелю с его закидонами.
На всякий случай, чтобы не усугублять конфузное положение, я взял картофелину и начал чистить. Параллельно в голове вертелись отговорки, как возразить заслуженному работнику, если тот предложит
Валентин нажал на кнопку воспроизведения. Я вздрогнул, когда услышал голос.
— Сегодня в палатке не ночуем. Валентин позвал нас к себе.
— Зачем?
— Он живет в Лемешках. Село рядом с М-7. Под Владимиром, как ты и загадывала.
— Это ты напросился?
— Сам предложил. Что такого?
Валентин остановил аудио.
Я замер с кусочком кожуры в пальцах. Зарема с вызовом подалась вперед.
Валентин снова включил запись.
— Заметил, какой он странный? Похож на шиза, если честно.
— Ты так говоришь, потому что он открытый и добрый. Если ты любого, кто искренно хочет помочь, записываешь в шизы, то у меня для тебя плохие новости.
— Надеюсь, ты не боишься со мной в палатке ночевать?
— Ты серьезно?
— Абсолютли.
— Разумеется, нет. Не забудь, я с тобой границу планирую пересечь.
— Это другое.
Хозяин навис над нами с вилкой в руке. Зарема не отпрянула. Напротив, вытянула шею в его сторону и плотно сжала губы. Ее глаза округлились.
— Извинишься, деточка? — прервал он молчание. — Или тебя отдельно просить?
— За что извинюсь?
— За оскорбление.
— Какое?
— Сама знаешь.
— Не знаю.
Валентин сморщил нос, отчего его ноздри на миг раздулись.
— Не притворяйся. Ты слышала.
— Что я слышала?
— Все, что надо. Ты не аутистка часом?
— Аутисты часом не бывают.
Хозяин ударил по столу обратным концом вилки. Ноздри его расширились.
— Мы не собирались грубить, — поспешил успокоить я. — Мы не думаем по-настоящему, что у вас шизофрения, и поэтому…
— И поэтому лепечете извинения. Это даже более жалко, чем ругательства.
Здравый смысл подсказывал, что переубеждать бесполезно.
— Извините, если чем-то задели, — произнес я. — Наверное, не стоило навязываться на ночлег и портить вам вечер. Мы сейчас уйдем.
Валентин скорчил лицо в бесноватой усмешке и потряс вилкой.
— Поматросили, значит, и бросили — такой был план. Бедного Валентина Григорьевича хотели нагреть и свалить. А что, он всего лишь старый наивный шиз. Врушки-хитрюшки!
Зарема начала приподниматься со словами:
— Так, это переходит все границы, и у нас нет никакого…
Хозяин с воплем стукнул по столу вилкой
— Сбежать не позволю. И не таких ловил. Я сразу разгадал, кто вы. Дезертиры с грязной душой и беззаконными помыслами. Вы шлете сигналы за бугор и важные данные, а затем шмыгаете через границу, как кролики через изгородь. Как будто вас там ждут с медовыми пряниками. К то-то вас там ждет, а?
— Это недоразумение, — попытался я. — У нас странный юмор. Я никогда не был в Карелии, и Зарема тащит меня туда чуть ли не силком. Ради этой девушки я готов пересечь границу Ленинградской области и покинуть зону комфорта. Шутка дурацкая, согласен, и все же…
— Молчать!
Я умолк.
— Научились бы врать, прежде чем лапшу вешать. Драпаете тут из России и пользуетесь добрыми водителями. Нашли себе бесплатный транспорт. Ищете удобный момент, чтобы обчистить карманы и заколоть отверткой во сне. А я не дам заколоть себя отверткой. И дальше своего дома не пущу. Мне еще благодарность объявят.
Вспомнилось фото с Безруковым на стене. Примерно так Валентин и воображал государственную благодарность за исполненный гражданский долг.
— Серьезно? — спросила Зарема. — Что собираетесь делать? Свяжете нас? Убьете?
— Если плохо будете себя вести, убью. На куски изруб лю топором.
— Топора у вас в руках нет. И достать его не успеете. Нас двое, и мы моложе. Отпустите нас, и никто не пострадает.
Я поражался тому, насколько холодно звучал голос Заремы. Точно по скрипту.
— Не отпущу. Я не один. На улице вас стерегут сельчане. Они будут стрелять на поражение, как только рыпнетесь из дома.
— Вы ведь в курсе, что на заправке есть камеры? На них видно, как мы садимся в машину. И номера видны, потому что разрешение на записях высокое.
— Врете, натовские выкормыши!
— Вы можете замочить нас без суда и следствия. Тогда взамен почетной грамоты получите забитую до отказа тюрьму. Вас будут кормить блевотной кашей и баландой. И никакой ряженки.
— Хватит мне зубы заговаривать, подстилка натовская!
— Диктофон с нашими разговорами в суде даже не рассмотрят. И в камере вас встретят такие же дезертиры и негодяи, как и мы. Политзеков сегодня ух сколько развелось.
Вилка обрушилась на стол. Я снова дрогнул. К такому не привыкнешь.
— Чего ты чешешь? — вскрикнул Валентин. — Чего ты чешешь? Чего юлишь, когда тебя за руку поймали?
— Рассказываю, как все будет. Отпустите нас, и мы уйдем на станцию. Вы и не вспомните о туристах, которых подвозили.
— Никуда вы не уйдете! И записи с камер никто не увидит! Они стёрты! Я разбил камеры и стёр записи!