Аптечка номер 4

Ханов Булат

Меня пошатывало. Я убрал руки в карманы, прикрыл глаза и вообразил себя маятником. Со стороны могло показаться, что едва держусь на ногах от слабости и вот-вот рухну.

— Ты как? До электрички продержишься?

Я разомкнул веки.

— У меня для тебя подарок.

— Что ты несешь?

— Сегодня ты угостила меня яичком с солью…

— Вчера.

— Неважно. Моя очередь.

Я вытащил из кармана кошелек Валентина. Зарема моментально поняла и ахнула.

— Выброси немедленно. Хочешь, чтобы

нас с уликами взяли?

Повернувшись спиной к гражданину в оранжевой ветровке, я извлек содержимое. Фотография три на четыре, канцелярская скрепка, скидочные карты и четыре с половиной тысячи наличными.

Купюры спрятал в карман, а остальное убрал в кошелек.

— Улики где выбросить?

— Прямо здесь и выкинь, на самом видном месте, — зашипела Зарема. — Дай сюда.

Вырвав кошелек, она спустилась с перрона в перелесок и скрылась из виду.

Пассажиры прибывали. Никто не перешептывался, не тыкал пальцем в мою сторону. Будь я посвежее, извелся бы от подозрений.

Зарема вернулась и зыркнула на меня. Следовало напомнить ей, что вообще-то деньги не помешают, что она вчера успела покемарить в машине, что оскорбительно давить на человека, переживающего психическую травму похлеще зонда в желудке.

И вообще-то это не я врезал столешницей в живот Валентину, когда еще оставался шанс на мирный разговор.

Послышался свист. Проскочив одну металлическую арку за другой, поезд остановился на станции.

— С кондуктором говорю я, — предупредила Зарема.

— Да на здоровье. А я пока посплю.

Я знал, что не засну.

8

В окне снова показывали равнинный пейзаж средней полосы, за сутки надоевший до судорог. Стандартный сет из бесхозных полей, кудрявых деревьев и хворых домиков. Как будто и Лемешки не покидал.

В любом справочнике написано, что столица — это Москва. Вранье. Столица в Лемешках. В таких безликих и таких узнаваемых, в таких вездесущих. Здесь ты сочтен и любим. Здесь для тебя стынет картошка и разлито на рельсах подсолнечное масло. Если вздумаешь свалить, на ближайшей заправке тебя подберет хранитель мрачных истин и отвезет обратно.

— Во Владимире жарко, — отозвалась Зарема.

Она листала ленту в «Телеграме» и, похоже, не замечала бытийно- пространственного тупика, от которого страдал я.

— Плюс двадцать пять? Тридцать?

— В другом смысле. Бастует троллейбусное депо. А еще по всей стране лег «Озон». Посылки не выдает.

Я устал, и сказанное доходило медленно. Оболочки слов не сразу стыковались с образами.

— Хорошо, что машинисты не бастуют, — произнес я после паузы.

Подошли проводницы. Зарема расплатилась наличными из своего кармана. Выдав билеты, проводницы потеряли к нам интерес. Похоже, ориентировку на убийц пока не разослали.

Я прижался щекой к прохладному стеклу и опустил

веки. Вспомнился мем про грустного политика, который едет в ночном вагоне и смотрит на собственное отражение.

— Сожалею, но поспать ты не успеешь.

Веки разомкнулись. Чуть-чуть, и сосуды лопнут от перенапряжения, как перегорают нити накаливания.

— Сколько у тебя сил? По десятибалльной шкале.

— Минус десять.

Зарема кивнула.

— Значит, где-то два, раз способен на шутки.

— Что дальше?

— План прежний. Надо убираться из Владимирской области. Прямо сегодня.

— Нет.

— Почему?

— Кто вчера спал в машине?

Хотелось, чтобы прозвучало иронично, а получилось резко.

— За сон попрекать будешь? Попрекалка не сломается?

Я вздохнул.

— Всего лишь напоминаю, что я не спал почти сутки. И за эти сутки многое стряслось. Не всякая психика выдержит.

— И что ты предлагаешь?

— Поспать часов шесть. Давай забьемся в ближайший хостел и до вечера отдохнем.

— Исключено.

— Почему?

— Серьезно? В хостел не заселят без документов. А светить документами сейчас нельзя.

Электричка прибыла на станцию. Безразличный голос в динамике призвал не забывать вещи в вагоне и пожелал доброго пути.

— Все равно не заснешь, — заверила Зарема на выходе. — Слишком возбужден. Если мы даже по глупости остановимся в хостеле, ты минимум четыре часа будешь ворочаться и изнывать от того, какой неподатливый у тебя организм. На пятый тебя наконец сморит сон. И вырубит надолго.

— То есть все как вчера? Такие же покатушки? Тут стопанули машинку, там чуток прокатились. Не, спасибо.

Зарема, шагавшая впереди, обернулась. Я почти врезался в нее.

— Есть другой вариант.

Другой вариант заключался в том, что мы на электричке едем в Москву. Прямой рейс длиной в три с половиной часа. Расплачиваемся наличными в кассе, никаких цифровых следов.

— А если камеры на вокзале? Если голос на кассе записывается?

— Значит, наследим. В любом случае на нашей стороне мобильность. Используем ее.

Слово «мобильность» не звучало убедительно. Ну какая во мне мобильность? Зарема тоже чувствовала это.

— Ничего, кроме фальшивого оптимизма, предложить не могу, — добавила она.

Поезд в Москву отбывал через полтора часа. Зарема повела меня в ближайшую закусочную 24х7, подсказанную всесильным Интернетом.

Я желал малого. Высокого стула с неудобным сиденьем и дешевого кофе, от которого не сворачивался бы желудок. Шаурмечная со скромным, но достойным рейтингом — вот мой объективный потолок после насыщенных суток без сна. Если там меня накачают бюджетным кофеином и помогут моему функционалу дотянуть до электрички, то владимирскую миссию можно считать выполненной.