Арена. Политический детектив. Выпуск 3 (сборник)
Шрифт:
— Ну и что? Если на нашей земле что-то и возрождается в каком угодно количестве, то это человеческая жизнь. Недостатка в людях как будто не ощущается.
— Подумай о родителях, собравшихся во дворе гимназии, — как они страдают! И что им еще предстоит!
— Конечно, потому что в классе их отродье. Когда дети других родителей убивают детей опять-таки других родителей во Вьетнаме, Мозамбике, в Анголе, они считают, что все в порядке. Жадные, тупые, обожравшиеся мелкие буржуа!
Проклятый город, проклятые кретины, готовые бросить меня на съедение волкам, лишь бы спасти свой, выводок!
— У тебя нет детей,
— Безумцы, скопище безумцев, обманутых, ослепленных! Я хочу убраться отсюда! В Брамме меня никто не удержит. Я хочу уехать отсюда, должно же найтись место, где я смогу дышать свободно!..
— Вот и гимназия. Мы приехали, Ральф…
Таково мое вымышленное интервью с доктором Карпано. Однако довольно журналистской распродажи сенсаций, довольно псевдофилософии. Помимо всего прочего, моих чисто профессиональных качеств недостаточно, чтобы воссоздать один к одному эту взрывоопасную ситуацию, этот сложнейший, неоднозначный характер. Способен ли художник, в распоряжении которого две краски, черная и белая, изобразить на картине красочное многообразие фейерверка? Я — всего лишь обыкновенный автор иллюстрированного еженедельника, который отчасти знаком с политологией, социологией и психологией — по верхам, по верхам! — который не потерял еще окончательно чувства любви и уважения к людям и который с помощью подвластных ему средств пытается изобразить или дать некоторое представление о том, как самообнажается этот человек, несколько часов назад принадлежавший к числу наиболее почетных и уважаемых граждан Брамме, как спадает слой за слоем с придуманной им самим личины «сверхличности».
О том, чем все это кончится, я в данный момент не догадывался.
Продолжение и окончание письма Гельмута Гёльмца из следственной тюрьмы Брамме.
«Когда я отнес три ружья господина доктора Рейнердса в его бильярдную наверх, я, к моему огорчению, обнаружил, что двумя из них нельзя пользоваться. Мои старания относительно их починки ни к чему не привели и только отняли дорогое время.
Оставалась одна малокалиберная винтовка, «винчестер-магнум-22». Длина ствола у нее больше полуметра, а убойная сила метров до 400. Мне, старому стрелку, это хорошо известно. Патронов хватало, целых пять штук. Это вам для информации.
Старался я не зря: удалось приладить оптический прицел.
Сначала я посмотрел через него на мою дочь. Знали бы вы, что я пережил, когда увидел Гун-хильд, которая сидела как на дымящейся бочке с порохом. Моя дочь, для которой я день и ночь вкалывал, чтобы она выучилась и имела на все остальное.
А этот преступник, там, в классе, хотел отнять у меня все, что у меня было. Вы захотите спросить, господин Гёльмиц, а как насчет вашей жены? Тут угольки уже давно потухли. Поверьте, кроме Гунхильд, у меня никого нет!
А тут такое!
Но теперь ее судьба снова в моих руках. «Помоги себе сам, и бог тебе поможет!»
Увидеть меня в водонапорной башне никто не увидел, потому что я прятался за портьерой. По моим расчетам, от окна бильярдной до класса І метров 150, что вы, конечно, уже сами перепроверили… На таком расстоянии я — стрелок, многократно имеющий призы, — попаду легко.
Вы спросите, не искал ли меня кто. Кому меня искать? Да и переполох такой… А жена моя в этот трагический день как раз поехала в Бремен за покупками. Выходит, опасаться
Ну вот, Плаггенмейер у меня на мушке, оставалось только нажать на спуск. Вы спросите, почему я медлил. Я вам так скажу. Сомневался я. Не попаду я с первого раза в Плаггенмейера, он взорвет свою бомбу — всем смерть. Когда я стреляю по мишени, рука у меня не дрогнет. А тут голова Плаггенмейера. Он, конечно, преступник и заслуживает смертной казни, но всего месяц назад он с Коринной сидел у нас дома на кухне. Легко ли тут выстрелить! Но в конце концов Гунхильд мне дороже Плаггёнмейера. И ради такого я не стану жертвовать мою плоть и кровь. Я уже хотел было нажать на спуск, как вдруг подумал: а чего это снайперы из спецкоманды давно не выстрелили, если все так просто? Не дураки же они. А что, если Плаггенмейер успеет нажать на взрыватель или упадет на него? Или я случайно попаду в портфель с бомбой? Или он, уже умирая, успеет выстрелить и попадет в мою дочь?..
Тогда я и Гунхильд не помог, а навредил, а это не в моих интересах.
Стою я с винтовкой и думаю, а тут во дворе гимназии появляется доктор Карпано.
Я знал, что он тоже на подозрении. Он или господин Блеквель совершили тот наезд, а моя Гунхильд не раз и не два говорила мне: «Папа, из них двоих я подозреваю доктора Карпано!»
А Плаггенмейер сказал, чтобы ему предоставили убийцу, не то…
Я решил рассуждать по логике. Если Гунхильд уверена, что Коринну убил Карпано, значит, Плаггенмейер тоже — сколько раз они вместе сидели и обсуждали.
И если я насчет этого правильно решил… то я мог очень даже просто спасти Гунхильд, убрав доктора Карпано.
Плаггенмейер, подумал я себе, мы с тобой заключим пакт. Я убираю с экрана убийцу твоей невесты и дарю тебе твою месть, а ты отдашь мне мою дочь Гунхильд».
Теперь Плаггенмейер не вмешивался в ход событий — он сам стал пассивным объектом происходящего. Он находился в том же состоянии, что и в самом начале событий, состоянии, которое мы охарактеризовали термином «опущенное сознание», — именно к нему всегда стремился доктор Карпано, когда в ходе аутогенной тренировки повторял раз за разом: «Я растворяюсь. Я растворяюсь».
За два десятилетия наше общество составило программу действий для человека по имени Герберт Плаггенмейер; теперь она реализовалась, и никто не в силах этому помешать.
Или возьмем пример из области техники. Вокруг Земли кружит ракета, подчиняющаяся не сигналам земных служб управления, а испортившемуся бортовому компьютеру. И в любое мгновенье она способна рухнуть на Землю, на город вроде Брамме, например. Причем ракета оснащена атомной боеголовкой.
Плаггенмейер выглянул в окно. Вот они, все почтенные граждане города Брамме, собрались на охоту. Они своего лиса загнали. Он в западне.
Он хитрый, как лис. Как черно-бурый лис. Но перед сотней загонщиков он бессилен.
«Я хочу выйти отсюда! Выйти живым! Прочь, прочь отсюда!»
Страх, страх, страх.
Ему хотелось бежать. Но куда? А вдруг они начнут стрелять в него, стоит ему выйти из гимназии? И прежде чем он успеет поднять руки, он уже будет мертв?
Я попросил у доктора Ентчурека бинокль, призматический бинокль для охотников и друзей природы, как написано на футляре. И в бинокль наблюдал за Плаггенмейером в тот момент, когда во дворе гимназии появился доктор Карпано.