Argumentum ad hominem
Шрифт:
— Которых оказалось недостаточно, чтобы сделать соответствующие выводы.
Да прямо! Хорошему спецу и взгляда может хватить, чтобы… Ах, простите, это мне любезно подсказывают вариант отступления.
— Ну почему же? Выводы я сделала.
— Тогда…
— Я могла повернуться и уйти.
— Но поступили совершенно иначе.
Потому что дура. Потому что не хотела подводить тех, кто оказал мне доверие. Потому что была уверена, что справлюсь. Да и справилась, в общем-то.
— Я была осторожна.
— Как оказалось, не в полной мере.
Нет, я…
Наверное,
Не в полной мере. Именно. Но речь тут вовсе не о моей самоуверенности. Вообще ни о чем «моем».
Агнесс. Насколько знаю, по силам и опыту мы с ней практически равны, и приснопамятная дуэль должна была свестись в ничью, ко всеобщему и полному удовлетворению. Просто обязана. А учитывая, что я, действительно, осторожничала, то при прочих равных легко могла и проиграть, но…
Она разделила песню на двоих. Сучка. И достаточно было пары тонов, чтобы снести равновесие, а вместе с ним и носатую башку нафиг. Теперь проигрыш понятен. Арбитр ведь не зафиксировала превышения лимитов, верно? Так их никто и не превышал, а всего лишь перераспределил.
Зачем? Без разницы. Теперь уж точно. Община помахала мне ручкой ещё вчера, почти сразу же после получения извещения. Конечно с реверансами. Конечно с обещаниями вечной дружбы и доброй памяти. И если результат работы коллегии окажется приемлемым…
Тьфу. Каким бы он ни оказался, ноги моей больше не будет на этом пороге. Зато если все сложится удачно, выберу место, куда податься, так, чтобы оставить о себе память по-настоящему. У всех причастных.
— Мисс Дью?
Они будут рыдать. И биться в конвульсиях. И…
— Мисс Дью!
А пока моей жертвой стали подлокотники кресла. Нет, я не затачиваю ногти специально, они сами так растут. Подсознательно.
— Прошу прощения.
— Я готов принимать вас в любое время. При условии, что вы…
Успокоюсь? Да я холодна, как лед. Как жидкий азот в термосе, название которого так удивительно созвучно моему имени. Но выплеснуться не прочь. В любую минуту.
— Я постараюсь.
Мистер Рейнолдс поморщился, косясь на поцарапанную кожу обивки.
— Коллегия примет к сведению ваши слова.
— Да уж пожалуйста, не стесняйтесь.
— Желаете сообщить что-либо ещё?
Что устала ходить по ковру, под которым возятся невидимые, но явно злобные и алчные твари. Что ненавижу тратить время на церемонии, которыми всегда прикрывают бездействие. Что меня мутит от правил, придуманных бесталанными идиотами. Но здесь и сейчас любое моё слово станет мячиком, брошенным в стену.
— Пожалуй, на сегодня достаточно.
Кажется, он вздохнул с облегчением.
— Позвольте напомнить, мисс Дью, что в связи с приостановлением вашего основного трудового договора вам надлежит в течение ближайшего месяца засвидетельствовать свое почтение Регистрационной палате.
Встать на учет, то бишь. Знаю. А раз «в течение месяца», значит, учет этот может продлиться, сколько угодно. Хоть до второго
— Всенепременно.
— Доброго дня, мисс Дью.
— И вам не хворать.
Ещё в конце прошлого века государственные службы норовили расползтись по городу в самых нелепых направлениях, и обеспечение конституционных прав гражданина могло занимать недели, месяцы и даже годы рабочего времени, большая часть которого тратилась на хождение от одной инстанции до другой, причем в самом простом смысле — ногами. Общественный транспорт, конечно, немного помогал, но не поедешь же на такси по коридорам власти?
Хотя, есть уникумы, которые именно так и делают. В метафорическом смысле, конечно. Но поскольку подавляющее большинство активного населения не особо одобряет метафоры, зато всегда готово скандалить по поводу и без, проблему однажды взяли и решили самым радикальным образом. Засунув все службы, работающие в режиме личного приема, в один котел. То есть, квартал.
Получилось по-прежнему нудно, зато компактно и далеко от тех кабинетов, в которых принимают решения. Поначалу, конечно, все выглядело, как столпотворение, но постепенно и транспортные потоки, и потоки посетителей отрегулировали до взаимного удовлетворения. Впрочем, то место, куда меня направили из коллегии, даже в самые пиковые нагрузки не бывало загружено даже на четверть. А сейчас и вовсе почему-то пустовало.
Я даже вернулась к входной арке, чтобы перечитать график работы. Нет, все правильно, и день сегодня приемный, и обед закончился, и до вечера ещё далеко. Но ни одной живой души в коридоре.
Может, все-таки профилактика, проветривание или что-то в этом роде? Санитарный день, на худой конец? Не могли же все песенницы в городе, кроме меня, вдруг взять и вымереть? Хотя, кабинеты-то закрыты. Ну, мне не к спеху, могу и в любой другой…
— Я туточки, туточки! Проходите, пожалуйста! Выскочила всего на минуточку. По служебной надобности!
Которая упаковывается в нежно-голубые бумажные коробки с логотипом, известным всем сладкоежкам в городе. И потребление которой кое-кому явно следовало бы подсократить, потому что диаметр обхвата уже критически близко к ширине дверного проема. Хотя, пусть его. На тот случай, если объемы Сусанны Сович находятся в прямом пропорции с широтой её души.
— Дарли, дорогая, ты ли это?
— Конечно, нет. Тебе показалось. Сейчас растворюсь в воздухе.
— Ой, как же здорово, что хоть что-то в этом мире остается неизменным! — воссияла Сусанна, отпирая дверь своего кабинета. — Давай, проходи, устраивайся. Чайку попьем с плюшками. Знаешь, какие тут плюшки? Нет, ты не знаешь, какие тут…
В те времена, когда мы познакомились, золотоволосая хохотушка занимала в пространстве вдвое меньше места, но на мир смотрела примерно так же: широко открытыми глазами цвета жареных каштанов и взглядом, заинтересованным буквально во всем, и большом, и малом. Именно эта любознательность, наверное, и помешала пани Сович освоить ремесло песенницы в установленные сроки, почему мы, собственно, вообще смогли встретиться. В классе отстающих.