Архивы Конгрегации 3
Шрифт:
— Неудачно напившихся в один и тот же день недели в одном и том же месте? — парировала княгиня. — Одно убийство в неделю несколько месяцев подряд? Однако, у убийцы есть почерк...
— И такое может быть.
— Господин инквизитор…
— Майстер инквизитор, — поправил Курт излишне резко, поймав краем глаза недовольный взгляд Бруно, — простите. Привычка…
— Понимаю, — кивнула княгиня, — так вот, майстер инквизитор. Ваш коллега по нашему наущению осмотрел тела и пришел к выводу, что убиенных насильственным
— Ошибаетесь, но общий курс анатомии нам преподают, —холодно ответил Курт, — но я предполагаю, что моего коллегу могли обманом заставить остаться здесь, а после убили.
— Зачем нам это?
— Не знаю, но, если это так, я это выясню. Ибо ваша версия с maleficium выглядит уж слишком…
Инквизитор осекся.
Это она. Та самая головная боль, которая каждый раз сигнализировала Курту, что что-то не так, тупой иглой вонзилась в голову и теперь навязчиво пульсировала где-то в области лба. Княгиня внимательно посмотрела на инквизитора, словно спрашивая, всё ли в порядке. Курт, встряхнувшись, собрал взгляд и извинительно кашлянул.
— Но, тем не менее, это может быть подозрительным, — исправился Курт, — холодно у вас тут, но столь регулярно от холода не умирают… Вы правы, милсдарыня, приношу извинения. Кстати, где сейчас тело нашего… коллеги?
— Сейчас он в церкви.
Все умолкли. Княгиня задумчиво посмотрела на покрывшееся инеем окно, Бруно перебирал пальцы, Курт сжимал зубы.
Requiescat in pace (Покойся с миром (лат.))...
— Вы знаете, о чем говорили ваш муж и… наш друг, который был здесь до нас? — нарушил неловкое молчание Курт, ощутив, как исчезает напряжение.
— Думаю, что ни о чем, — ответила княгиня. Лицо её оставалось таким же невозмутимым, и Курт не мог не отметить, что в этих странных землях незнакомцам совершенно не улыбались. Стражникам положено было быть суровыми, но европейские аристократы почти всегда выглядели так, как будто накануне опохмелились, то есть, веселыми, открытыми и улыбчивыми. Княгиня же создавала впечатление неприступной скалы, отвечала коротко, беспристрастно и по делу. Поэтому Курт даже подумал, что хотел бы, чтобы все окружающие его люди были такими: прямолинейными, деловитыми и не отвлекающимися на лишний юмор. Хоть княгиня была и женщиной у власти (а Курт питал нездоровую неприязнь ко всем знатным особам), но женщиной, очевидно, с мозгами, и, не мог не отметить инквизитор, княгиня казалась более зрелой, чем в своё время Маргарет, поэтому Курт не мог не признать, что испытывает все больше уважения к княгине.
— Князь больше интересуется войной, нежели языками и другими науками, — продолжала Святослава, — а друг ваш изъяснялся на нашем языке весьма скудно, поэтому у них не вышло разговора.
— То есть, он разговаривал больше с вами?
— Верно. Со мной и со старым священником.
— Он тоже знает немецкий? — удивился инквизитор, на что княгиня
— А как вы думаете, кто научил меня? Отец Александр был монахом, много путешествовал и, добравшись до нашего города, решил остепениться. Сначала учил меня разным наукам, а после стал нашим священником.
— Вы родились здесь? В этом городе?
— Нет, я родом из Литовской земли. Но, когда я в четырнадцать вышла замуж за Вячеслава, я перебралась сюда. Остальные члены семьи разъехались кто куда.
— И давно ли вы получали от них вести?
— На самом деле давно. Мои братья и сестры вхожи в круги высшей аристократии, посему очень заняты. Отец иногда присылает письма, но они более похожи на отчеты...
— Хорошо, я понял, — Курт надавил на переносицу, пытаясь сохранять ясность ума, но «соображалка» упорно склоняла владельца ко сну. — Не могли бы вы рассказать все с самого начала...
Говорила княгиня долго, но тезисно, не вдаваясь в подробности вроде своей биографии или историй о мужниных подвигах, как могла бы сделать на ее месте любая другая жена. Как бы то ни было, Курт узнал множество подробностей про Ивановск-Новодвинский, его жителей, некоторые культурные особенности, а также ситуацию с церковью и духовенством: все удалось узнать от княгини. Правда, Курт, как и любой внимательный следователь, не спешил верить на слово, но запомнил все и вознамерился проверить сказанное в ближайшем будущем.
Как ранее сообщал Сфорца и как подтвердила теперь княгиня, инквизитор Ганс Келлер, оторвавшись от константинопольского отряда послов, остановился в Ивановске-Новодвинске разбираться с загадочными смертями, последовавшими одна за другой и произошедшими довольно необычным образом. В разгар зимы происходящее могло и не показаться чем-то из ряда вон выходящим: замерзшие трупы, найденные на улице, для каждой зимы — дело привычное, но, когда количество оных трупов начало стремительно увеличиваться, народ смекнул, что что-то нечисто.
— Значит, я сейчас же отправлюсь его осмотреть, — подытожил Курт, получив незаметный пинок от Бруно за чрезмерно довольный тон («Чужим смертям не радуются, будь они хоть сколько нибудь интересны в расследовании»), — благодарствую за содержательную беседу, княгиня.
— И вам спасибо, майстер инквизитор, — благожелательно ответила княгиня, но улыбки на ее лице так и не появилось.
Курт гадал: злится она или же спокойна, настолько непроницаемо было ее лицо. Взгляд также не выражал никаких эмоций. «Выдержка, достойная Хауэра», — мысленно отметил Курт.
— Можете остановиться в моем доме, так как комнаты уже готовы. И, если у вас еще остались вопросы, можете задать мне их завтра, а сейчас мне придется покинуть вас: в отсутствие мужа я обязана заниматься очень многим, — сказала Святослава и величественно удалилась, оставив Курта и Бруно под впечатлением.
Раскланявшись с княгиней, инквизитор и его помощник покинули терем. Слов произнесено не было, но на обсуждение с лихвой хватило красноречивых переглядываний, выражавших что-то в духе: «Какая женщина…» и «Опять умная, красивая, знатная, главное, чтобы не оказалась ведьмой».