Архивы Конгрегации 3
Шрифт:
Вот и неприметная деревянная дверь. Подергал: заперто. Ну конечно, чего еще ждать?..
— Его нигде нет, — развел руками Бруно, бегло осмотрев правый неф. Петер вернулся с осмотра левого с аналогичным результатом.
— Будем открывать, — заявил Курт, вытаскивая отмычки, — пока его нет, хоть осмотримся. Наверняка это дверь в его кабинет.
— Не лучше ли подождать окончания гуляний? — заметил Бруно, — авось объявится…
— Посмотрим, может, найдем что-нибудь интересное в его вещах, — буркнул Курт, присев на одно колено и сосредоточенно роясь в
— Тогда придется объяснять ему и еще паре разъяренных прихожан, почему мы залезли в его кабинет, — Бруно коротким кивком указал на косящихся на группу взломщиков крестьян, но остановить конгрегатов никто не попытался.
— Ничего, — отозвался Курт, — не впервой.
Дверь наконец поддалась, и Курт, Бруно и Петер оказались в маленькой комнатушке. Вещи расположились по полкам и столам в творческом беспорядке, скамья была завалена какими-то документами, у маленького окна, в которое проникал тусклый свет, стоял деревянный шкаф. Бруно заглянул: снова ничего, кроме документов, книг, письменных принадлежностей и каких-то тряпок обнаружено не было.
— Петер, ищи документы, связанные с наговорами, колдовством, описанием ритуалов и так далее, — скомандовал Курт, — а мы с Бруно поищем интересные вещицы, может статься, что-нибудь найдем.
Как бы то ни было, непродолжительный поиск ничего интересного не выявил. Основную часть библиотеки отца Александра составляли богословские тексты, некоторые сочинения на латыни, трактаты о медицине и записки собственного сочинения. Ничего крамольного конгрегаты не обнаружили, но тут внимание Курта привлек замотанный в кожу сверток, задвинутый в самый дальний угол шкафа.
Вытащив сверток и развернув кожу, Гессе сначала подумал, что то были очередные записки самого священника, но с удивлением узнал в письменах родной алфавит и, поднеся к бледному лучу оконного света потрепанный пергамент, начал читать.
«Двадцатое января. Сегодня еще один труп. Местный кузнец. С предыдущими смертями связи не замечено, кроме того, что труп обнаружен на том же месте (на берегу реки) в тот же день недели (четверг). Умер такой же смертью, как и другие жертвы: от обморожения. Икроножные судороги, глаза широко раскрыты, обе руки прижаты к яремной впадине. Вокруг яремной впадины круглый темный след, как будто вдавленный или выжженный. Тяжелыми недугами умерший, как известно, не страдал, не пьянствовал, поздним вечером из дома по обыкновению не выходил…»
— Не может быть, — пробормотал Курт, застыв посреди комнаты, вперившись взглядом в документ. Бруно и Петер, оторвавшись от поисков, подошли к Курту и, углядев письмена на немецком, с интересом принялись за чтение.
— Думается мне, это Келлер написал, — пробормотал Курт, — или же княгиня или сам Александр…
— Язык слишком грамотный. Не похоже на то, чтобы писал иностранец, — возразил Петер, — княгиня иногда в порядке слов путается, у Александра же (я, когда с ним говорил, заметил) проблемы со склонениями…
— Едва ли есть кто-то третий с отличным знанием
— Просто у тебя склонность к ведьмам из знатных родов, — подколол Бруно.
— Не время шутить, — отрезал Курт, — нужно найти его.
— Будем искать в толпе? Не проще ли подождать?..
— Ты прав, — вздохнул майстер инквизитор, — либо он уже ретировался, и мы его не найдем, либо остался, и в любом случае объявится. Мы с Бруно пойдем на праздник, а ты, Петер, останешься здесь караулить. Если объявится — постарайся потянуть время...
— Ну почему я?! — возмутился переводчик. — Мне тоже, может быть, хочется посмотреть…
— Мы ненадолго, в любом случае, — ответил Курт тоном, не терпящим возражений. — И — священник может быть уже там. Если увидим — будем задерживать, а ты только помешаешь.
— Ладно-ладно, — буркнул Петер.
***
Святослава гордо восседала на княжеском троне, возведенном на помост, рядом с мужем, князем Вячеславом, вернувшимся из путешествия по сбору податей аккурат к Масленице. Главная площадь бурлила весельем: тут и там затягивали масленичные песни, тут и там пристыженно гуляли юноши и девушки с колодками, по центру площади расположилась площадка с кулачным боем, окруженная особо громким улюлюканьем, а немного поодаль высилось громадное соломенное чучело Масленицы.
— Выглядит жутковато, — оценил Бруно, кинув взгляд на хтоническое соломенное пугало. Казавшееся невинным чучело даже и привыкшему к всяческой нечисти Курту почему-то внушало страх, то ли на нервной почве, то ли и впрямь творческие таланты мастеров пугала были настолько хороши, что пробирали в буквальном смысле до самых костей.
Толпа пребывала уже в изрядном подпитии, а не просто навеселе, потому конгрегатов никто не замечал, наоборот, невежливо пихали руками и ногами по неосторожности, поэтому Курт и Бруно, шипя себе под нос, медленно, но верно прокладывали путь к помосту, к князю и княгине. Добравшись, оба облегченно вздохнули и, поклонившись князю и княгине, устроились рядом на скамье. С помоста отлично проглядывались как и кулачный бой, так и танцующая толпа. Огромное чучело возвышалось над толпой, отбрасывая темную, почти прямую тень: солнце медленно приближалось к зениту.
Зазвонил колокол. Толпа перестала улюлюкать, кричать и танцевать и замерла, обратив внимание на чучело, под которым уже суетились мужики с факелами, довершая последние приготовления.
Курт поморщился.
Снова он. Огонь.
Бруно, заметив неудовольствие Курта, ободряюще пихнул его локтем.
— Спокойно, твое инквизиторство, — Курт раздражался от этого обращения, но сейчас неожиданно был благодарен помощнику за разрядку обстановки, — не нас же на сей раз на костер…
— Ну утешил, — мрачно отозвался Курт. — Все равно...