Архивы Конгрегации 3
Шрифт:
«Не возьмет, — понял Лау. — Не успеет». Он тупо смотрел на открывавшуюся в неверном свете факелов картину. Во рту горчило, и не сразу стало понятно: видимо, в какой-то момент его таки вырвало. Ветер крепчал, море бурлило, два силуэта бежали к берегу.
Внезапно для себя юноша подпрыгнул на месте. Голова закружилась, но падать вышло бы стыдно и неуместно. Схватив самострел и проверив, не потерялся ли снаряд, Лау припустил за инквизитором.
Догнал он обоих уже у самой воды. Ведьма, пятясь и спотыкаясь, успела зайти в прибой
— Я успела, — хрипы и бульканье превращали тонкий девичий голос в нечто потустороннее. — Все равно успела…
Огрызок выпал из пальцев и заплясал на волнах. Инквизитор левой рукой поднял к губам увесистое распятие, поцеловал и пробормотал:
— Persequar inimicos meos, et comprehendam illos (Я преследую врагов моих и настигаю их… (лат., Псалом 17))…— он осекся, а потом продолжил другим стихом: — Nec velocium esse cursum, nec fortium bellum… Sed tempus casumque in omnibus (Не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа… но время и случай для всех них. (лат., Екклесиаст)).
Затормозив на мокром и чуть сам не подвернув ступню, Лау замычал нечто невнятное и протянул церковнику его оружие. Тот обернулся. Сощурился. Покосился обратно на ведьму. Перехватил кинжал пальцами, только что державшими крест, и принял самострел на локоть.
На лицо ведьмы вернулась беспомощная, беззащитная улыбка. Лукавая и насквозь притворная. Бирюзовые глаза мягко мерцали в полумраке, грудь под тёмной от крови блузой ходила ходуном.
— Успела. Она сыта, — прошелестело над морем. Девушка отступила еще на шаг — и рухнула спиной в воду.
Ветер заревел совсем уж дико. Ближняя волна окатила инквизитора и Лау, заставила отплёвываться и бежать на сушу. Впрочем, церковник тут же рванул обратно. Он упал туда, где только что стояла ведьма, принялся шарить под водой, тыкать кинжалом наугад. Потом медленно встал. Постоял, тяжело дыша. И вернулся на берег.
Лау молча ждал. Дождался. Стаскивая хабит и выжимая из него отнюдь не святую жидкость, инквизитор спросил:
— Как тебя зовут-то? — а на ответ хмыкнул и поморщился. — Тёзка, значит…
— Тёзка… — пробормотал Лау и вдруг догадался: — Так вы Гийом де Гиш! (Лау — уменьшительно-ласкательное от Гийом (брет. Gwilhem)) Брат Маркуса де Гиша!
Он обернулся на усадьбу. Инквизитор посмотрел туда же и проворчал:
— Да что ему будет. Живучий, словно кот… А ты балбес, — внезапно сменил он точку приложения. — И везунчик.
Оба помолчали. Мысленно Лау и соглашался, и негодовал. Но больше соглашался. Потом Гийом зашипел, став не на ту ногу.
— Тварь… У кого тут невод можно взять?
Лау задумался. Замотал головой, отгоняя истерический хохот. Влепил сам себе пощечину.
— Теперь у кого угодно…
Гийом уставился на него тяжелым, пронзительным взглядом. Было в этом взгляде что-то от пастушьей собаки, которая следит за непослушным, брыкливым ягненком, так и норовящим сбежать из стада. И при этом успевает обозреть лес, на опушке которого нет-нет да и мелькнет быстрая серая тень. Потом инквизитор вздохнул и, как был, полуголый пошел в сторону деревни. Лау потянулся следом.
Луна — «солнце мёртвых» — поднималась все выше. Ей было, на что взглянуть.
***
Гийом де Гиш, приор ордена братьев-проповедников, основанного святым Домиником, стоял перед письменным столом. За столом сидел человек с толстой, массивной оправой на носу. Стёкла поблескивали, бледные губы тонко улыбались. Понимание и сочувствие в этой улыбке бесили Гийома, но он старательно вдыхал и выдыхал, чтобы не впасть в грех сквернословия.
— Отче… — разжал наконец де Гиш зубы. — Что я сделал не так?
Человек неопределённо качнул головой. Принимая это как приглашение к развитию темы, Гийом воодушевился:
— Как она смогла?.. Почему ей удалось?! Ведь всё было сотворено ad imperatum, всё согласно уложениям. Что мы за Инквизиция такая, — вырвалось чуть ли не жалобно, — если от нас ведьмы бегают со свистом и гиканьем? Едва нос не показывают…
Он помолчал, а потом буркнул сокрушенно:
— А ведь слухи уже пошли. Как теперь людям в глаза смотреть?!
Человек снял оправу, и за ней обнаружились серые, пронзительные глаза. Усталые и искрящиеся лукавством.
— С ведьмой т-ты справился хорошо. Нет, не «хорошо»: правильно. Всё согласно уложениям, — подначка звучала благодушно и незлобиво. — Вычислил, обнаружил, арестовал, п-приговорил. А вот с людьми…
Он откашлялся, потер ладони и принялся развивать мысль:
— Ведьмы это ерунда, — Гийом дёрнулся, но промолчал. — Ведьм ловить ты научился. Настоящих, не деревенских дурочек да распутных к-красоток. А вот с людьми так общего языка и не нашёл. Ты же их сам п-против себя настроил, вместе с братцем своим да его бандитами. Как он, кстати?
— Жив, — пропыхтел де Гиш. — Почти ни царапины. Доспех помяли да плечо выбили. У меня нога, у него рука… — он хмыкнул и криво усмехнулся. Человек напротив строго покачал пальцем.
— Господь не п-попустил вам, оглоедам, помереть. Так вот, если ты помнишь, и за меньшие грехи простой люд поднимал на колья власть имущих. А тут ещё и д-дева смарагдоглазая да чары сатанинские… — он улыбнулся собственному архаичному слогу. — Ласковее надо с ними быть, сын мой. Д-добрее.
— Тогда смерды совсем страх потеряют, — повёл челюстью Гийом. Он ощутимо расслабился, плечи опустились, пальцы перестали теребить ткань робы. Тишина легла на комнату.