Архивы Конгрегации
Шрифт:
– Очень уж вы втянулись, - пояснил он на недоумевающий взгляд майстера инквизитора.
– Начали будто бы...
– он помялся, подбирая слово, - уходить. Я имею в виду, не только мысленным взором, но и весь целиком. Увидели что-то, что вас зацепило?
– Война, - выдохнул Курт и отхлебнул из тут же предложенной кружки. Не просто вода - какие-то травки. Успокоительное? Впрочем, пусть: сопротивляться насильной заботе о собственном здоровье не было сил.
– Война никогда не меняется.
Отец Альберт кивнул.
– Во мрачной тьме далёкого будущего есть только война, - подтвердил
– Сколько бы раз я ни вглядывался в грядущее, сколько бы я ни пытался перевести свой oculos mentis (прим.: мысленный взор (лат.)) на иные события... К слову, только тот, кто вступал во взаимодействие с Древом Миров, может обрести эти видения. Остальные испытывают лишь сильные, но смутные эмоции: гнев, боль, страх... Именно это и напугало того моего знакомца, что передал сей предмет в мое распоряжение.
– Подождите, - прищурился Курт, - то есть, вы тоже...
Отец Альберт хитро и в то же время смущенно улыбнулся.
– Кто из нас в молодости не желал странного? Я хотел видеть больше, знать больше, уметь больше. Но я всегда очень тщательно подходил к любым экспериментам - особенно к вопросам безопасности.
– Это хорошо, - кивнул майстер инквизитор, - это полезное качество. Не хотелось бы однажды отправить вас на костер.
Они оба негромко рассмеялись. Потом отец Альберт захлопнул шкатулку и снова убрал ее куда-то под стол.
– Ну, на сегодня хватит. Впрочем, если будет интересно - заходите. Да, и напишите отчет о том, что видели. Может, узнаем что-то полезное.
– Полезное я уже узнал, - согласился Курт и на вопросительный взгляд собеседника пояснил.
– Наши потомки не сдаются перед лицом угрозы. Они бьются до последнего. И верят в себя. И это хорошо.
По делам его
Авторы: Мария Аль-Ради (Анориэль), Дариана Мария Кантор
Краткое содержание: поджигателя, бросившего факел в окно его дома, Дитрих Ланц допрашивал лично.
В допросной камере было жарко и душно, как всегда, когда оная использовалась по прямому назначению. В последние годы подобное случалось все реже, однако сегодня дальняя комната в подвале кёльнского Друденхауса не пустовала.
В глазах человека, стоявшего напротив двоих следователей третьего ранга, читалась бессильная злость, к которой все больше примешивалась обреченность, и все яснее проступал неприкрытый страх - страх перед ближайшим будущим, даже не перед тем, что неизбежно произойдет через день или два, а перед тем, что случится через минуту, в следующий миг; и страх перед дознавателями, сидящими за столом. Особенно перед одним из них.
В последнем, надо признать, допрашиваемый был не вполне одинок. Похоже, в эти дни Дитриха Ланца побаивались даже сослуживцы, во всяком случае те, кто был ниже по рангу - стражи Друденхауса приветствовали его строго по уставу, попадавшиеся время от времени в коридорах агенты торопливо кивали и проскальзывали мимо, не встречаясь с ним взглядом, и спешили найти Райзе. Да и сам Густав предпочитал лишний раз не смотреть сослуживцу в глаза, делясь полученными от агентов сведениями, сделанными выводами и не стремясь поддерживать разговор на сторонние
В данный момент Райзе сидел рядом, склонившись над листом бумаги, и подчеркнуто скрупулезно вел протокол допроса обвиняемого.
Говард Шварц, двадцать семь лет, четыре ночи назад бросивший факел в распахнутое по случаю жаркого лета окно дома, занимаемого следователем Ланцем и его семьей. Покушение на инквизитора успехом не увенчалось - Дитрих всегда спал чутко, это и спасло его и Марту, - но избежать жертв не удалось. Третьего дня состоялись похороны - земля городского кладбища навсегда скрыла обоих сыновей Дитриха и Марты. Хайнриху было восемь, Герберту к зиме исполнилось бы десять...
– Итак, ты знал, чей дом поджигаешь, - голос дознавателя был спокойным и ровным до звона.
– Знал.
Вопрос был формальным, ответ - тоже. Накануне арестованный пытался было отпираться, еще на обычном допросе, но быстро сдался: инквизиторов в Кёльне было всего трое, и весь город знал их в лицо и где они живут.
– По какой причине ты поджег дом инквизитора?
Шварц повел затекающими от стояния в неудобной позе плечами и буркнул:
– Заплатили.
И этот вопрос и ответ на него уже тоже звучали, но дознаватели старательно блюли протокол.
– Заплативший тебе обозначил конкретную жертву, или ты сам выбрал, чей дом жечь?
– удерживать бесстрастность тона становилось все сложнее.
– Он назвал имя и указал дом.
– Кто это был?
– Дитрих резко подался вперед. Подследственный невольно дернулся, но тут же принял нарочито независимый вид.
– Не знаю, мне было все равно, - бросил он сквозь зубы.
– По-моему, этот молодчик врет, - чуть растягивая слова, произнес Дитрих, обращаясь к Райзе. Он был рад любому поводу перейти к более жесткому допросу.
– Приподними-ка его. Может, мозги заработают.
Exsecutor молча исполнил указание, и поджигатель завис в ладони над полом, подвешенный к крюку в потолке за связанные руки. Плечи его напряглись, мышцы натянулись. Шварц зашипел, пока больше от неожиданности, чем от боли, но дознаватель по опыту знал, что настоящая боль придет позже, и был готов подождать.
Следующие несколько минут Дитрих внимательно и неотрывно смотрел подследственному в лицо, выискивая на нем признаки страдания.
Наконец, спустя минуту после того, как Шварц дернулся, безуспешно пытаясь поудобнее извернуться в своем подвешенном состоянии, и скривился от боли, когда ему это не удалось, дознаватель повторил вопрос. Вкрадчиво, обманчиво-доброжелательно.
– Кто заказал тебе поджог?
Шварц молчал.
– Ты зря упираешься, - произнес Дитрих спустя минуту.
– Ты уже попался, и твоя вина доказана. Значит, у нас развязаны руки. И, поверь моему опыту, это страшная ситуация. Отмолчаться не выйдет, можешь забыть об этом сразу же. Все, чего ты добьешься, это продления собственных мучений. Лично меня это более чем устраивает, - он криво усмехнулся, - а вот зачем ты себя истязаешь, я не понимаю.
Поджигатель дернулся, пытаясь дотянуться пальцами ног до пола, но исполнитель хорошо знал свою работу; так он лишь раскачал веревку, чем сам же сделал себе еще больнее.