Архивы Конгрегации
Шрифт:
– Ваш сын живет здесь?
– Он здесь не живет! Он уехал.
– Покажите мне его комнату, - голос Курта не допускал возражений, но Рихард замялся.
– Я...
– он стушевался и отвел взгляд.
– Там ничего не было... ну, такого... я не думал, что святая Инквизиция может заинтересоваться отъездом моего сына... ну, он же ничего такого не совершал.
– Ведите, - отмахнулся следователь с особыми полномочиями от неуверенности свидетеля.
Рихард вздохнул и кивнул на узенькую лестницу, притулившуюся у дальней стены.
– Только вы там ничего не найдете... вещи
Курт слушал внимательно, слушал и оглядывался, в комнате действительно не было ничего особенного, и тщательный осмотр не занял больше, чем десять минут, все это время хозяин дома стоял на пороге и неприязненно смотрел на следователя. Эта неприязнь плохо сочеталась с попытками оправдаться перед инквизитором:
– Он, конечно, непутевый... и глупец, каких поискать... да ничего такого не делал...
– Ваш сын служил в городской страже?
– В баронской... нету у нас городской стражи, да и от кого бы нам защищаться?.. Стену вокруг города и то не ремонтировали уже лет тридцать, через нее перебраться — раз плюнуть.
– А ваша невестка?..
– А что невестка? Умерла она в этом году. От лихорадки.
– Откуда?
– Та, сирота. Ее жена кабатчика на воспитание взяла, когда той годика четыре было. А что?.. Девка здоровая, застенчивая, ничего такого...
Последующий допрос все больше растрачивающего уверенность и неприязнь свидетеля новых особенных подробностей не выявил - да, умерла, да, любил сын ее, жили душа в душу, да, после смерти пил и буянил, что барон его из стражи попросил, а потом привел домой какую-то девку, вроде похожую, да не она это была, одета хорошо, глаза подведенные, явно гулящая, да не местная, с ней и сбежал, когда люди стали говорить, что таким в нашем тихом городке делать нечего.
Вышел из дома Рауха Курт задумчивым, с одной стороны, все было ясно - не в меру ретивые соседи, у которых в жизни происходит мало интересных событий, решили подсуетиться и обеспечить себе развлечение - сожжение неблагонадежных и наказание невиновных. Ему оставалось только написать на доносе резолюцию, собрать вещи, освободить отца Франка от своего общества и отправиться дальше. Он бы так и сделал, если бы не одно обстоятельство - отчетливо пульсирующая головная боль, которая была тем сильнее, чем дальше рассказывал Рихард Раух свою нехитрую историю.
IV
Куда двигаться дальше, было непонятно, поэтому Курт развернулся и широким шагом направился по единственной мощеной улице городка, которая вела от баронского замка к церкви. Точнее, от церкви к баронскому замку, потому что именно в этом направлении двигался инквизитор.
Местный барон был небогат, но основателен, в отличие от городской стены, укрепления его небольшого замка внушали уважение, а на надвратной башне стоял самый настоящий часовой, облаченный в самый настоящий доспех, начищенный до блеска, который был заметен даже при том, что дождь все еще не успокаивался.
Курта проводили внутрь без особых вопросов, видимо, стража решила не вступать в дискуссии с облеченным такой властью и предоставила разбираться
– Знаменитый... Курт Гессе, - вышедший человек был моложе самого Курта лет на пять, а уж улыбчивее и на все десять, он явственно проглотил "Молот Ведьм", но не потому что испугался, а потому что не захотел обидеть самого страшного инквизитора всей Германии.
– Чему обязан честью познакомиться?
– Барон фон Драйзен, Вильгельм, - сделал вывод Курт, успевший порасспрашивать священника о местных обитателях.
– Мне нужно задать вам несколько вопросов об одном человеке, который служил здесь в замке - о Зигфриде Раухе.
– Да, конечно, - с готовностью кивнул молодой человек, жестом приглашая Гессе присесть.
– Только многого я вам не скажу, хоть мне и хотелось бы помочь. Дело в том, что он служил еще тогда, когда управлялся с делами мой отец... а теперь моего отца больше нет, а я с Раухом дружбы не водил...
– Ваш отец скончался недавно?
– Да. Месяц и три дня.
Курт и бровью не повел, смотря в лицо сына, в котором не было ни капли скорби по родителю.
– Вы не думайте, будто я отца не любил... Любил. Просто... Он в последний год, как с ума сошел... Так что, мне кажется, его последний вздох был вздохом облегчения для него самого. Но это вам, наверное, неинтересно...
– Интересно, - прозвучало коротко и отрывисто, но голова в этот момент почему-то прошла, как бывало всякий раз, когда Гессе брал след, только вот в этот раз он пока не понимал, почему же боль решила распрощаться с ним именно в этот момент, но в разговоре с молодым бароном определенно что-то было. Что-то, что могло навести на ответы на вопросы, почему Марту Раух видели после смерти и куда делся Зигфрид Раух из города.
– Да вы все равно узнаете... весь город знает, просто помалкивает. Отца моего любили... ну, он и не лютовал, и о людях своих заботился по мере возможностей, хоть мы и не особенно богаты, сами видите, места у нас довольно глухие, земли немного, но люди не бедствуют...
– Господин фон Драйзен, что случилось с вашим отцом?
– словоизлияния молодого барона стоило направить в нужное следствию русло, а то, кажется, говорить он мог сколько угодно, но совершенно не на нужную Курту тему.
– Да, конечно, извините, майстер Гессе. Отец мой был человеком достойным во всех смыслах. Женился он по любви на простой горожанке, и мать моя отвечала ему взаимностью. Жили они, как в сказке, долго и счастливо, пока что-то не произошло... Наверное, я сам виноват... последние годы я отдалился от матери, мало с ней общался... и появилась у отца моего навязчивая идея, что моя мама - совсем не моя мама, а кто-то, кто подменил ее.
– Как интересно, и были у него основания так считать?
– Да не было! Мама нисколько не изменилась, даже как-то похорошела в последние годы. Я даже грешным делом подумал, что у нее на стороне завелся кто-то... да и служанка как-то говорила, что видела, что она днем в рыцарский замок наведывалась. А отец от ревности с ума сошел. Его даже священник увещевал, мол, побойтесь Бога, господин барон, что за мысли еретические у вас?.. Но священника он особо не слушал.
– И что произошло?