Аркадиана
Шрифт:
Настороженно, не расслабляясь, я тащусь за Верой по зеленому коридору, припоминая, какой суммой в Российской валюте я располагаю, и сколько стоит автобус. За две недели отсутствия могло измениться что угодно... Не глядя в ожидающие лица бледных людей за поручнем, я краем глаза отмечаю, что Вера с визгом виснет на чьей-то шее, и над Вериным плечом светятся роскошные янтарные усы. Глаза их обладателя благожелательно скользят по мне без большого интереса. Вера сваливается с мужниной шеи, и передо мной оказывается румяный довольный мужчина в хорошей жилетке стиля сафари-тире-сантехник, китайскими подобиями которой завалены вещевые рынки до Владивостока. Это ему мы, значит, покупали купальный халат под зебру.
– - Ты на стоянке?.. Далеко?.. Как погода?... Народу много?... Давно стоишь?.. Господи, как ты похудел!..
– а я чувствую непритворность ликования и ощущаю легкие уколы зависти, которые пытаюсь загасить волевым порядком. Все ширма. Не знаю, что у них внутри, я лишь отчасти, с края, немножко могу судить об их паре, но по совокупности наблюдений скажу, что завидовать нечему. Хотя если завидовать, то именно пустому месту... Должна моя бабья натура иногда прорываться через ограничители, почему бы не сейчас. Верин муж оттаскивает нас под монитор, вокруг вьются левые таксисты, мимо галопом со словами "Delta is coming" и с букетом наперевес пролетают два иноземца, а я опускаю на пол сумку и рассматриваю матрешки на витрине в ожидании, когда они наговорятся, и когда Вера нас познакомит.
Верин муж приветливо кивает, когда приходит мое время.
– - Нина с нами поедет?
– спрашивает он, обращаясь к Вере, но глядя на меня.
– Тут такой примечательный случай, я пока вас ждал, рассматривал...
– он хитро щурится. Мастер рассматривать, не проведешь.
– Нину встречают аж двое. Но не только двое, они по отдельности. И друг друга не знают. Я за ними следил... Ну-ка, Нина, - он переходит на дружеский, фамильярный тон, но не настолько фамильярный, чтобы фактически незнакомый человек обиделся - я понимаю, что он о-го-го какая штучка... он мог давно нас раскусить, лишь бросив первый взгляд. Неприятно быть объектом чужой проницательности...
– Вы пользуетесь большим успехом.
Первое мгновение мне кажется, что он шутит. Потом доходит, что это далеко не комик. Быть может, он в жизни не сказал ни слова, рассчитанного на встречный смех.
– - Не знаю, - говорю я обомлело и мысленно тестирую себя на степень алкогольного опьянения и правильность восприятия чужих слов.
– Не может быть такого.
Сердце начинает колотиться. Неужели мама? Или Ленка? Если врет - убью гада. И суд меня оправдает. Нельзя шутить подобными вещами.
Вот посмотрите-ка, - заявляет этот затейник и, обняв Веру за плечи (заботливый муж покажет нечто забавное дорогой супруге), незаметно наводит палец на стойку вызова такси, где, мученически привалясь к стенке, мается белесый парнишка, покорно сжимая бумажку с моим именем. И фамилией. Его выражение годится для сквашивания молока, но иногда по лицу проходит некая конвульсия - репетиция приветливой улыбки. В рисунке томной позы читается крупными буквами, что встреча женщины с обозначенными именем и фамилией для него тяжкий крест. Почти как камни ворочать. Он очень юн, кожа у него белая, прозрачная, реснички бесцветные, за спиной сиротский рюкзачок, и мне от души жалко натруженного беднягу, хотя я не понимаю смысла этой дурацкой мистификации.
– - Могу поспорить, Нина, что Вы его не знаете, - говорит проницательный наблюдатель.
– - Считайте, уже выиграли, - отвечаю я светским тоном.
– - Потому что он Вас не знает, - продолжает Верин муж.
– А вон еще один... подойдите сюда.
Он увлекает нас ближе к поручню. У самого выхода (как я его не заметила?) беспокойно, как выловленная рыбка, бьется молодой человек в дешевом
– - Похоже, Вера, этого Вы тоже не знаете, - произносит наш исследователь человеческих душ с явным удовольствием.
– - Угадали, - говорю я оторопело.
– Вы на редкость проницательны.
Уж не Вера ли подстроила? Захотелось с супругом развлечься...Плакатики почти одинаковые. На одном написано "Коновалова Нина", а на другом - "Нина Коновалова". Погрешностью можно пренебречь. Не все в курсе, что я ношу фамилию мужа - во-первых, от лени переменять, а во-вторых из вредности, потому что это единственное данное мне, что он теперь не может отобрать - хоть тресни, никакими судами. Пустячок, а приятно.
– - Обалдеть!
– восклицает Вера.
– Нинка! Ты пользуешься успехом, любовь моя!
Легким задумчивым движением вперед я ухожу от Вериного поцелуя - мне неприятно не физически, а морально. Под телескопическим наблюдением усатого всезнайки я чувствую себя неловко... Меня еще не оставляет мысль, что я не окончательно протрезвела. Нет, ребята, пора бросать пить... это директива на будущее, а сейчас что делать?
– - Кого Вы выберете, Нина?
– иронически спрашивает Верин законный инквизитор.
– Подожди, подожди, - останавливает он свою жену.
– Пусть Нина выберет.
Я кривлю физиономию. Дело серьезное. Можно исходить из критериев личной симпатии, но необъективный подход только портит дело. Ясно, что оба меня не знают. Еще ясно, что оба не видят и друг друга - один по причине полной индиферентности, а другой из-за узкоцелевой сосредоточенности внимания.
– Хотя это полный бред, - говорю я во всеуслышанье.
– И хотя у меня еще ром не развеялся...
– я с демонстративной робостью хлопаю по рыжеволосой руке.
– Но я выберу наиболее заинтересованное лицо. Труд должен вознаграждаться... так, нет?
– - Вы правы, - произносит Верин супруг серьезно.
Недоверчиво и несколько боком, я приближаюсь к молодому человеку в пиджачке. Нерешительность проявлять не стоит, и наиболее рьяных ожидающих приходится расталкивать в стороны с риском быть побитой табличками.
– - Эээ...
– произношу я, слегка касаясь его рукава, но этого оказывается более чем достаточно - разом обернувшись, он словно взрывается.
– - Нина Сергеевна!
– в глазах его такое отчаяние, что я пугаюсь.
– Слава богу! Вы? Я уже просто не знал, куда деваться!... Знаете... просто ужас! Мы так пытались с Вами связаться... У вас вещи, Нина Сергеевна? Давайте мне... у меня машина...
Его испуганные глаза бегом от вопросов ныряют в поисках моих вещей.
– - Ааа... собственно...
– блею я невнятно.
Вера с мужем делают мне знаки в стороне. Я недоуменно пожимаю плечами. Я еще ничего не понимаю.
– - Мы так пытались до вас дозвониться...
– бормочет он.
– У вас телефон не отвечал... Мы вашей маме позвонили... Георгий Александрович, он категорически велел... Нина Сергеевна...
– держась за ручку сумки, он ищет невидимые чемоданы.
– Это все?
Услышав про Георгия Александровича, я устанавливаю пославшего и делаю Вере соответствующий жест. Они сию минуту исчезают в толпе, и под эстакадой я некоторое время вижу их обнявшиеся спины. Я остаюсь один на один с неведомыми проблемами. Звонили маме... значит, с мамой все в порядке. С Ленкой, надо полагать, тоже.