Армии света и тьмы
Шрифт:
Локли отвела Дрази прочь, и в течение всего остатка вечера различные дипломаты и послы, похоже, только тем и занимались, что заново оценивали Вира. Это была тонкая игра. В конце концов, они не знали, что Вир знает, какие гадости наговорила про него Мэриэл в предыдущие месяцы, и потому всячески притворялись, что те искренние симпатия и дружелюбие, которые они сегодня демонстрировали, были искренними и всегда прежде. Но Вира, конечно, это не могло обмануть, поскольку он знал, что они не знают, что он знает, какие гадости наговорила о нем Мэриэл. И потому ему приходилось изо всех сил притворяться, что их симпатию и дружелюбие он считал искренними не только сегодня,
В конце концов, Вир не выдержал. Вместо того, чтобы в очередной раз выслушивать, как Мэриэл восхваляет его многочисленные высочайшие добродетели, он извинился и выскочил в коридор. Ему просто требовалось хоть недолго побыть в стороне, ему требовалось… убедить самого себя, что содеянное действительно окупится в долгосрочной перспективе.
Его расчет был прост: если Мэриэл смогла быть столь убедительной с представителями различных чужих рас, насколько лучше сумеет она управиться с представителями своего собственного народа? А это означало, что если Вир сможет устроить так, чтобы Мэриэл начала говорить о нем с нужными людьми на Приме Центавра, то в скором времени ему удастся с триумфом вернуться на родину. Проблема только в том, чтобы понять, кто же эти «нужные люди». Лондо к их числу определенно не относился. Он ведь, в конце концов, был в свое время женат на Мэриэл. И на ней лежит ответственность за то, что Лондо едва не погиб… когда она «по незнанию» вручила ему куклу-ловушку, приобретенную на Вавилоне 5. (10) Лондо счел за благо развестись с ней. Так что у Вира были все основания считать, что император останется неподвластен чарам Мэриэл. К тому же Лондо провел очень много времени - обычно, пребывая в изрядном подпитии - развлекая собеседников кошмарными историями о том, какие у него были жены.
Важнее всего было то, что, насколько мог судить Вир, весь императорский двор, а может, даже и сам Центаурум, подмяли теперь под себя молодые агрессивные выскочки. А они принесли с собой дух высокомерия и самоуверенности. Женщины не пользовались большим уважением в центаврианских властных структурах, и насчитывалось лишь очень немного исключений. Так что вряд ли кто-нибудь воспримет Мэриэл всерьез. Впрочем, такое пренебрежение с их стороны Вир собирался обратить в преимущество.
С другой стороны, если подумать, какой она стала теперь… во что он ее превратил…
– Что, уже передумал?
Вопрос прозвучал у самого уха, и так напугал Вира, что, на мгновенье у него замерло правое сердце.
Бок о бок с ним стоял Гален, и смотрел на Вира очень мрачно… и слегка печально.
Вир машинально оглянулся направо и налево, словно разговор с Галеном требовал соблюдения строжайшей конспирации. Но поблизости никого не было, и к Виру закралось подозрение, что именно поэтому Гален и появился сейчас, в расчете на то, что никто не увидит их вместе. Впрочем, в данный момент Виру было все равно.
– Как вы это сделали?
– спросил Вир без предисловий.
– «Это»?
– Гален поднял свои почти незаметные брови.
– Ты имеешь в виду, сделал так, что она увлеклась тобой?
– Да.
– Я поговорил с ней.
– Поговорили с ней?
– Вир не понял юмора.
– И что вы ей сказали?
– Четырнадцать слов. Нужно произнести всего четырнадцать слов, чтобы заставить кого-нибудь влюбиться.(11)
Вир подумал, что он, наверно, ослышался.
– И… и все? Четырнадцать слов? Я думал… Я считал, что потребуется какое-нибудь устройство,
– Это закон жизни, - ответил Гален.
– Все решает качество, а не количество.
– Если вы… то есть, если я… - Вир никак не мог решить, как ему лучше выразиться, и Гален, похоже, не был склонен облегчить ему жизнь.
– Если случится так, что когда-нибудь я передумаю… То есть, если такая Мэриэл станет мне больше не нужна…
– Так значит, твоя решимость все-таки уже дала трещину?
– Нет, - поспешил заверить его Вир.
– Никаких проблем. Я по-прежнему вполне уверен в своей правоте, спасибо.
– Я очень рад, - сообщил Гален, хотя его голос явно свидетельствовал о другом.
– Ответ на твой вопрос, Вир, - нет. То, что сделано, нельзя повернуть назад. Люди говорят что-то, потом жалеют об этом, и заявляют: «Я беру свои слова обратно». Но слова, сказанные вслух, нельзя вернуть назад, никогда. Никогда. Именно поэтому всегда нужно очень внимательно относиться к тому, что ты говоришь. Есть такой детский стишок: «палки от злости ломают твои кости, но слова во гневе не делают больнее». Но ведь это дети. Что они знают о природе вещей? Нет, Вир. Ты теперь навсегда останешься для нее величайшим приоритетом. Она не забудет ни одного из своих навыков, не потеряет ни одного своего умения… но твое благополучие и твои интересы станут для нее высшей ценностью.
Голос Галена, тон, каким все это было сказано, не оставляли сомнений в его отношении к случившемуся.
– Вы не одобряете, - помешкав немного, сказал Вир.
– Вы сделали то, о чем я просил… но вы не одобряете.
– Я думаю… что когда ты запинался и смущался, то больше нравился мне. В тебе было больше шарма, - Гален холодно улыбнулся.
– То, что ты сделал… что я сделал… мы просто лишили женщину свободы воли.
– А она? Что она сделала со мной? Как с этим, а?
– вскипел Вир.
– Ахххх, - выдохнул Гален едва ли не с облегчением.
– Ну вот, наконец-то ты сам об этом сказал. Я же говорил, что тобой движет лишь ущемленное тщеславие. Месть - вот твой главный мотив.
– Вы не ответили на мой вопрос, - Вир слегка повысил голос, хотя не вышел за пределы почтительного отношения к собеседнику. Сейчас ему меньше всего хотелось, чтобы Гален рассердился на него, а говорить с техномагом оскорбительным тоном было бы как раз лучшим способом добиться этого.
– Обладая полной свободой воли, она предпочла унизить меня и превратить в свою марионетку. Если я в свою очередь ответил ей тем же… если заставил вас проделать с ней этот фокус… разве это хуже, чем то, что делала она?
– Нет.
– Ну вот видите? Именно так я и…
– Это не просто хуже. Это во сто крат хуже, - продолжил Гален, не обращая внимания на слова Вира.
Вир осекся. Он помолчал, но так и не нашел, что ответить, и просто нахмурился.
– Хочешь знать, в чем здесь кроется величайшая трагедия?
– спросил Гален.
– Могу я заставить вас замолчать, если я не хочу этого знать?
Вновь не удостоив вниманием слова Вира, Гален продолжил:
– Никто, даже я, не в силах создать любовь из ничего. У человека уже должны быть какие-то чувства, эмоции. Горячие угольки, из которых я бы мог разжечь пламя. Что бы ты ни думал, Вир Котто… Но эта женщина уже питала некие чувства к тебе. Глубокие и истинные. Прошло бы еще немного времени - и эти чувства расцвели сами собой… Но этого нам теперь уже никогда не увидеть.