Арвиальская канва
Шрифт:
— Ваше Величество, позвольте поблагодарить за любезное приглашение. У вас чудесная яхта.
Он говорил на нашем языке очень чисто. Эта излишняя правильность и выдавала в нем иностранца вернее, чем темные национальные одеяния: столичный и арвиальский говор подразумевал протяжные гласные, а провинциальные акценты грешили «проглоченными» окончаниями слов. Вот так четко и ровно, словно по учебнику, не говорил ни один далеон-тарец.
— Рад, что вы смогли присутствовать на празднике, — отозвался Ланс и улыбнулся так светло,
Кажется, в это мгновение мое самообладание заслужило памятник в полный рост. Я не повернулась к Лансу, не треснула его короной по уху и даже не выругалась — только стиснула пальцы, всеми ногтями вцепившись в его предплечье. В лице короля не дрогнула ни единая черточка.
Дочери посла на вид было лет восемнадцать-девятнадцать. Милая, скромная и благовоспитанная девушка из очень влиятельной семьи. Какая кандидатура лучше подошла бы для упрочения связей между государствами?.. И местные высокородные акулы не посмели бы разинуть на нее зубастую пасть: дальняя родственная связь с нынешней королевой Пилара отсекала все возможности.
Интересно, как бы очаровательная леди отреагировала, увидь она Ланса не лощеным красавцем в золотой короне, а крылатым монстром с черными когтистыми лапами?..
— Вы обдумали мое предложение, Ваше Величество? — ворвался в мои ядовитые размышления ровный голос посла. Меня он будто бы вовсе не замечал.
Его дочь бросила робкий взгляд на короля и снова опустила глаза, пряча улыбку в уголках губ. Я ее понимала: сейчас, при свете дня, Ланс и правда был сказочно хорош, лучше любого придурочного принца и даже белого коня. Но я на ее месте, наверное, давно вцепилась бы в глотку высокородному папеньке, вздумавшему выставлять родную дочь в роли породистой кобылы для вязки.
Может быть, потому, что моему отцу подобное и в голову не пришло бы?
— Со всей обстоятельностью, — заверил Ланс. — Вынужден признать, что вы правы. Мне действительно нужна достойная королева.
Я вдруг отчетливо поняла, что сейчас будет, и поспешно вклинилась:
— К сожалению, еще рано заговаривать о свадьбе. Устраивать пышные празднества в траур по покойному королю было бы оскорблением его памяти.
Посол одарил меня усталым, снисходительным взглядом сверху вниз. Помолчи, девочка, большие дяди вершат политику…
Кажется, «большой дядя» и представить не мог, от какого удара я пыталась его оградить.
— Тем не менее, медлить нельзя, — спокойно, будто и не поняв, зачем я вмешалась, заметил Ланс. — Для свадьбы действительно рано, но о помолвке можно объявить уже сейчас. Позволите? — он поймал бокал с подноса пробегавшего мимо разносчика. Чуть приподнял руку, оценив содержимое на просвет.
Кому-то другому, наверное, понадобилось бы подавать знаки — а то и звонко стучать серебряной ложечкой о
Все разговоры стихли мгновенно. Мы вдруг оказались в центре внимания, на перекрестье всех взглядов, и слов Ланса ждали, словно начала туристического сезона.
— Я собирался отложить этот момент до более благоприятного случая, — с мягкой усмешкой сознался король, — но господин посол был чрезвычайно красноречив, убеждая меня поторопиться.
Ланс уважительно отсалютовал бокалом и поплотнее прижал мою ладонь к своему боку, словно опасался, что я начну вырываться. Посол, разумеется, заметил — и перестал торжествующе улыбаться, наконец-то осознав: кое-что пошло не по плану.
— Как вы знаете, у меня нет наследника, — продолжал Ланс. — Его и не должно было быть, поскольку его появление означало бы разветвление фамильного древа королей и, как следствие, дестабилизацию обстановки в королевстве. Но сейчас я остался один, и мне нужна королева.
У матроса, не иначе, по ошибке заглянувшего на гостевую палубу, сделалось такое лицо, словно он только что подслушал свежайший анекдот и с трудом сдерживался, чтобы не начать ржать в голос. Кажется, это был один из ребят Рина, но в тот момент я бы ни за что не стала ручаться.
А взгляды прочих гостей будто стали еще пристальнее, сконцентрировавшись на моей руке.
— На самом деле, я позорнейшим образом не подготовился, — интимно признался Ланс. — Ни кольца, ни воодушевляющей речи, ни моральной поддержки… но, по крайней мере, со свидетелями мне повезло.
На нижней палубе кто-то, не выдержав, зычно засвистел от избытка чувств. Я ощутила настойчивое желание провалиться сквозь землю, но с ней здесь вышла накладка, и я вынужденно ограничилась тем, что обреченно провела рукой по лицу.
У королей не спрашивают: «За что я тебя терплю?». Но за что их терпят, от этого понятнее не становится.
— Дамы и господа, — улыбнулся Ланс, подняв бокал, — Лави Ар-Фалль, героиня Годили, спасительница не подготовившихся к балам прекрасных леди и бессменный тиран района Белых пляжей… королева моего сердца.
Верхние палубы безмолвствовали две бесконечно долгие секунды. Потом снизу донесся громовой раскат дружного торжествующего вопля, и высокородным гостям волей-неволей пришлось присоединиться, не рискуя оспаривать решение своего короля.
Я выдавила из себя обезличенную улыбку профессионального администратора. На естественную у меня не было ни сил, ни желания.
Милая скромница, дочь посла Пилара, смотрела на меня с черной завистью, почти ненавистью, какой я еще ни разу не ощущала в свой адрес. Я подозревала, что это, увы, не первый и не последний такой взгляд в мою сторону.
Я звонко чокнулась с Лансом и, когда он наклонился, чтобы сдержанно и благовоспитанно поцеловать свою невесту в щеку, едва слышно шепнула: