Асмодей
Шрифт:
Аврора резко открыла глаза, как сумасшедшая, озираясь по сторонам.
— Кошмар — это всего лишь бессвязный кошмар, — говорила она сама себе, но плач младенца до сих пор звучал в ее ушах. Она попыталась подняться, но силы оставили ее, позволяя химерам утащить ее за грань реальности, где не было ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Где властвовала лишь всепоглощающая пустота. А где-то в отголосках сознания до сих пор звучала фраза: «Все можно обратить, если пройти по тому же пути».
***
Выйти в ночь оказалось прекрасным решением, магический туман смешался с туманом
Разумно предположив что, если кто-то и обратит сейчас своё внимание на дорогу, то заметит в первую очередь караван, а не одинокую троицу беглецов, идущую на приличном расстоянии позади него, путники решили смешаться с толпой, заняв место в задних рядах. Имеющиеся в караване маги один раз ими явно заинтересовались, бросая на незнакомцев испытующие взгляды, но это внимание не задержалось, ведь по их сугубо личному убеждению несколько оборванцев не представляли для находящихся под эгидой Вельзевула никакой опасности.
Венера постепенно клонилась к закату, до конечной точки — подножия горы оставалось идти ещё часа три, на вершине скалы уже маячили темные башни и острые шпили Черного замка. Асмодею даже казалось, что во всей этой черноте он сумел разглядеть тусклый свет, прорывавшийся из опочивальни Люцифера. Ах, будь у него сейчас возможность оседлать Нифелима, он бы покрыл это расстояние за считанные минуты. Но… увы… Хотя, если уж говорить откровенно, дела их были не так и плохи. По сути, оставалось только преодолеть арку привратника, находящуюся у самого подножия Проклятой горы, а она, как известно, по ночам закрывалась.
Караван увеличил свою скорость, стремясь успеть до конечной цели прежде наступления темноты. Тамошних демонов Люцифер вполне понимал, лучше ночевать лежа на телеге под открытым небом перед закрытыми воротами Черного замка, нежели посреди бесплодной пустыни, некогда принадлежавшей Асмодею, ибо каждый из присутствующих знал: несмотря на то, что они получили высочайшую подачку Вельзевула, здесь, во мраке ночи предателей может настигнуть справедливое возмездие. Но как ни торопились многочисленные беглецы, поспать сегодня в безопасности им явно не судьба.
Расположившись поодаль от основного каравана, путники позволили себе сделать небольшую передышку. Поистине, будучи королем, сложно было притворяться обычным. Проделать такой путь пешком, не прибегая к помощи магии или мифических существ, оказалось тяжелым испытанием не только для ног, но и для высочайшего самолюбия. Оглядев с расстояния огни каравана, Асмодей блаженно откинулся на холодный камень.
— Мы не
— Но и задержать их мы не сможем! — равнодушно заметил Люцифер, усаживаясь подле него.
— Вельзевул не может не понимать всей опасности этой затеи, — вмешался Азазель.
— О, поверь, он понимает! И делает это сознательно. Его не тревожит война с небесами, ведь он свято верит в то, что запечатанные магией Тьмы порталы смогут уберечь его от небесных гостей. Он мечтает о закрытом царстве, которое не сможет покинуть ни один из его приспешников, о захвате Чистилища, а Земля… она его ни капли не волнует, впрочем, как и скорбная участь тех, кто в глупости своей мечтает обрести там новую жизнь. Мир смертных неприкосновенен — это непреложный закон. Ни мы, ни ангелы не имеем права там задерживаться. Пока что мы можем только воевать, а восстанавливать руины начнем после.
— Если, конечно, для нас будет «после», — хмыкнул Асмодей.
— Сомнение — удел человека, — презрительно заметил Люцифер, пристально глядя на сидящего подле него рыцаря, будто пытаясь разглядеть его потаенные мысли.
— Удел мыслящего существа, мессир. Когда мы перестаем сомневаться, уверенность начинает нас ослеплять. Ни это ли произошло с тем, кого мы сейчас пытаемся низвергнуть?
Люцифер промолчал, скривившись в улыбке. Изувеченный уголок его рта свела судорога, но он не обращал не нее внимания, погрузившись в те же мысли, что не так давно терзали Вельзевула. Вопреки собственной природе Асмодей и Аврора не только смогли найти общий язык, но и изменить друг друга. Он сделал ее смелее, увереннее, против воли позволив расцвести затаенным внутри нее достоинствам, она же смягчила его нрав, не дав горячности взять верх над здравым смыслом. Привыкший видеть во всем высшую цель, Люцифер не мог поверить в случайность этого запретного союза.
— Уничтожить зло невозможно, его можно покорить любовью, — неожиданно для самого себя прошептал он. И эта мысль стала для него настоящим откровением. Вот она — суть божественного замысла. Вот она надежда и путь к спасению, посланная Создателем. Но разве это возможно после стольких веков? И нужно ли?
— Простите, мессир… — протянул Азазель, не понимая этой брошенной невзначай фразы.
— Они прощупывают почву, — прошипел он, поднимаясь на ноги, — но я не позволю им совать нос в дела моего царства. Ад принадлежит мне… мне! И я не отдам его.
— Владыка, мы не совсем понимаем… — начал Асмодей, но Люцифер воззрился на него, как безумный.
— Я никогда, слышишь, никогда, — он вцепился в его руку, обжигая кожу своими прикосновениями, — не позволю небесам вмешиваться в мои дела. После стольких веков мне не нужно их прощение, брошенное в Ад, будто подачка. И тебе оно не нужно! И ему! — он указал на ничего непонимающего Азазеля, который в очередной раз убедился в том, что когда речь заходила о небесах, о Господе, о его милосердии, в душе рассудительного Люцифера вспыхивала безумная гордыня и почти детская обида на Отца, заставляя последнего заходиться в неконтролируемой злобе.