Assassin's Creed: Shards
Шрифт:
– Да, сударь? Вам помочь? – облачко пара срывается с моих губ и бесследно растворяется в ночи.
Вежливость – не только условность, но и привычка. Мои однополчане все еще пытаются научить меня грубить в ответ, но в данном случае я – плохой ученик.
Передо мной человек в синем плаще: краем глаза я ловлю, как светлая тень исчезает за очередным дымоходом.
Совпадение?
– Вы странно торопились, господин гвардеец, - королевский слуга даже не пытается скрыть своего намерения, уже сжимая ладонью рукоять шпаги. –
Я улыбаюсь и почти физически чувствую, как крест на моей шее становится теплее: сколько бы ни было столкновений между нашими полками, Жан-Арман дю Пейре – верная правая рука Магистра.
Сложно сдерживать улыбку, наблюдая, как они играют в противостояние перед королем, когда на самом деле они вместе – та сила, что держит Францию.
– Я подумал точно то же самое, сударь, - тени нигде не видно, но именно поэтому нельзя расслабляться, - И в этом же предлагаю вам свои услуги.
Гвардеец Его Величества открывает рот, но я позволяю себе перебить его:
– Месье, стоять на месте сегодня ночью слишком холодно. Позвольте не делать вид, что мы еще не знаем, для чего остановились здесь.
Он тихо усмехается:
– С удовольствием, сударь.
Я лишь коротко киваю: он мне не знаком, а значит, Ордену не принадлежит.
Монсеньор будет доволен, дю Пейре сделает скорбное лицо перед Королем, его полк потеряет одного своего скучающего солдата, а я все-таки смогу согреться.
Я обещаю себе, что покончу с ним быстро. С одной стороны, я не могу привести следующего за мной ассасина к Сезару, а с другой – ждать, когда мне воткнут в спину скрытый клинок, я тоже не очень-то желаю.
Мой ночной противник вытягивает из ножен шпагу. Я отбрасываю волосы со лба и силюсь скрыть улыбку: я давно не позволял себе драться по пустякам, да еще и на улице, и успел соскучиться по волнующему азарту схватки.
Мой противник делает шаг вперед.
Звон, захват, поворот, мой выпад, его отступление – и снег продолжает падать вокруг нас. Но он больше не холодит; стихия придает сил и будто бы участвует в нашем танце.
А я танцую. Танцую, позволяя себя слиться с ночью, слиться с холодом, и мой белый крест сейчас как никогда похож на мой красный крест.
Снова звон, снова сталь скользит блестящей змеей, готовой ужалить в тот момент, когда другой отвлечется. Его финт, еще один захват, быстрый отшаг назад – звон растворяется в ширине промерзшей улицы.
Я отбиваю нацеленный в горло удар и на крыше ближайшего дома замечаю ту же самую тень.
Но она не двигается, замерев в шаге от края, и мне кажется, что, если бы не снежная пелена, мы бы встретились друг с другом взглядом.
Из-за этого я мешкаю и лишь в последний момент уворачиваюсь. Наш танец распадается, когда сталь, для меня холоднее, чем воздух, огненным языком проводит по боку.
Ни одно слово не нарушает тишину падающего снега.
Ветер
Танец постепенно превращается в охоту, где охотниками мнят себя оба и оба веруют, что участь другого уже предрешена.
Я скольжу вперед и ухожу с линии атаки, резко ныряя вниз и почти падая в снег. Мой клинок взлетает вверх и с отсутствующим сопротивлением пробивает центр не-моего креста.
Я резко подаю руку назад и выпрямляюсь.
Снег жадно глотает мой красный дар его стихии.
Я поворачиваюсь ровно в тот момент, когда белая фигура в плаще бесшумно спрыгивает на мостовую.
– И почему ты не вмешался раньше? – я наклоняю голову набок. Мне действительно неясно, отчего он не воспользовался явным преимуществом.
– Я ждал тебя.
– Я искренне сопереживал твоему противнику, - ассасин протягивает вперед руку. – Письмо, тамплиер. Отдай и будешь жить.
Я молча снимаю с себя ставший ненужным красный плащ с белым крестом, и он кровавым всполохом проливается на снег.
Кроваво-красный на белом. Как когда-то давно.
Красный крест отражается в крови на лезвии моей шпаги, направленной на ассасина вместо письма. Он вздыхает, медленным движением вытаскивает свою шпагу, и сквозь шорох ветра и падающего снега я слышу, как выдвигается скрытый клинок.
Пальцы сами собой смыкаются за спиной на рукояти даги, и на этот раз я первым делаю шаг вперед.
Наша схватка не напоминает танец.
Он атакует, как атакует волк: резко, со всех сторон - он пикирует, как хищная птица, и, не достигнув цели с первого раза, отпрянывает назад, закрывается - и настороженно кружит вокруг меня, вытянув в моем направлении оба клинка, чтобы я не мог подобраться ближе, не наткнувшись на них грудью.
Ждать, что он устанет раньше, бессмысленно, и я опускаю оружие в землю. Конечно, ведь они проводят всю жизнь в тренировках, потому что убийство нас для них - главная цель.
Монсеньор, посмеиваясь, как-то сказал мне, что быть целью чьей-то жизни - это большая ответственность.
Я не смог воспринять его слова как шутку.
Ассасин снова порывается вперед в надежде достать меня раньше, чем я успею поднять оружие; оба острия отражают белизну снега - но вместо того, чтобы отступить, я встречаю его на полпути. Разрезая ночь, искры вспыхивают в темноте.
Сталью по стали моя шпага скользит вперед - резкое движение кисти - и чужой клинок кончиком вспарывает снег; ассасин пытается ударить меня в голень, но я отступаю - и он посылает мне вдогонку длинный выпад. Парируя, я тут же вновь бросаюсь на него, пытаясь успеть до того, как он закроется.
Не успеваю.
И лишь с помощью Отца Понимания мне удается не напороться на ловко выставленное вперед острие скрытого клинка.
Снова мы кружим друг напротив друга, а снег кружит вокруг нас.