Assassin's Creed: Shards
Шрифт:
– Султан был впечатлен моим успехом. Он говорил, что до меня никто не смог сломить ни одного из вас.
Я протягиваю руку вперед и касаюсь его клинка. Задумчиво провожу по нему рукой, прежде чем, отведя глаза, тихо проговорить:
– Аатамиду алейк.
Сарацин удивленно моргает, явно не ожидав столь странном поведения, и этого мгновения хватает, чтобы вцепиться защищенной кольчугой рукой в саблю и резко дернуть ее на себя, телом уходя в сторону. Лезвие пробило побелку и глубоко вошло в щель между камнями, из которых был сложен дом.
Оказавшись
Я позволяю себе только одно слово:
– Лжец.
Я подобрал меч, отточенным годами движением забросил на спину щит и протянул руку женщине. Та вцепилась в нее, словно в последнюю надежду.
Хотя скорее всего, для нее так оно и было.
– Бернар!
– с противоположной стороны переулка выныривает один из братьев. Останавливается, обводит глазами тела и бросается ко мне.
– брат Бернар! Идем, нам больше их не сдержать.
И гораздо более мягким голосом, обращаясь к женщине:
– Пойдемте. С нами вы и ваш ребенок будете в безопасности.
Он смотрит на меня поверх ее головы тусклыми глазами, и я прекрасно понимаю, с каким трудом ему дается эта ложь.
– Вы ангелы, - срывающимся голосом шепчет женщина. – Вы божьи посланники, я не знаю, как…
– Тихо, - обрываю я, и она послушно замолкает, лишь теснее прижимая к груди ребенка, а сама - плотнее ко мне.
Если бы мы только были ангелами.
***
_____________________
***
Десять дней спустя я стоял на палубе галеры, не спуская глаз с дымящихся развалин города. Рядом со мной, сжимая руками планшир, отчаянно смотрел на башню Ордена Храма Жерар де Монреаль.
Большинство укрывшихся в нашем укреплении мы, собрав все бывшие в нашем распоряжении корабли, отправили на Кипр. Уговорить Жерара и заставить самого себя отправиться на последнем из них было гораздо сложнее.
Брат Готье с загноившейся раной от стрелы в плече, сменивший казненного сегодня утром во время переговоров брата Пьера, выгнал нас на пристань и мечом преградил дорогу обратно. Оказалось, что магистр не только мне передал наставления о судьбе де Монреаля и моей собственной.
А я, поднявшись на борт, запретил галере уходить в открытое море, и вот уже несколько часов я и брат Жерар, не двигаясь, молча смотрели на город, в котором потеряли все.
Брат Гильйом был жесток в своей последней просьбе.
Но я не мог повернуться спиной к людям, которые в последнем упрямом порыве не сдаваться врагу живьем, продолжали стремиться унести с собой как можно больше жизней.
В городе что-то гулко лопнуло, взвился столп пыли, и с протяжным скрежетом, больше напоминавшем стон, башня Ордена Храма содрогнулась, накренилась – и рухнула вниз.
«Когда ты сдашься – ты умрешь. И все, кто здесь, умрут вместе с тобой».
Но мы не сдались, фра Гильйом. Не сдались – и это нам не помогло.
Жерар мягко опускает руку на мое плечо:
– Как тебе кажется, брат Бернар, что нас ждет во Франции?
Я не
– Да даст Отец Понимания, чтобы надежда.
========== IV. 33 н.э.: Старый Храм. Иудея, Иерусалим ==========
Комментарий к IV. 33 н.э.: Старый Храм. Иудея, Иерусалим
Предупреждение: ничьи чувства я здесь не желаю оскорбить, если что. Это фэндомная интерпретация событий.
Я в жизни так не боялась выкладывать что-то, Боже мой.
Меня можно справедливо бить.
Исторический Понтий так и не сложился с новозаветным.
P.S. только сейчас я поняла,насколько злободневно это получилось.
P.S.S. да, перед Булгаковым мне правда стыдно.
Жара плавко стекала по саду, опутывая сетями стройные фигуры кипарисов и укрывая обнаженные платаны. Пылающее золотое солнце, казалось, навечно пригвоздили к ярко-синей обжигающей вышине, отчего лучи ни на минуту не переставали изматывать страданием все живое.
Префект молча смотрел на расстилающийся внизу Иерусалим. Узкие улочки навевали обманчивое спокойствие - и слишком легко было поверить, что в городе все тихо, и никакое желание бунта даже не зарождалось в людских сердцах.
– Я не вижу его вины, - устало повторил Пилат, не поворачивая головы к тому, кто стоял сейчас чуть в отдалении, будто не решаясь приблизиться.
– Ни Яблоко, ни Посох Иоанна Крестителя не свели его с ума, да он и не хочет ничего решать переворотом. Слишком многое уже понято, слишком многое пережито. Он отличен от бунтовщиков своим стремлением сделать мир лучше без лишней крови - так зачем мне лишняя кровь?
– Он ненадежен и не разделяет наши стремления. Бунт - всего лишь вопрос времени, - тяжелый голос, преломленный на солнце, напоминал лопающееся от духоты стекло.
– Твой невиновный показал в Храме Соломона, что в принципе способен был бы повести за собой людей и на бой тоже. А я знаю, как ты любишь сначала создать предпосылку к восстанию, а затем утопить все в крови, доказывая преданность… Стой, Понтий, я не договорил.
Префект, и вправду готовившийся перебить, склонил голову набок, продолжая смотреть на город. Солнце не сдвигалось с неба, заливая все вокруг удушливыми потоками света, и казалось чересчур похожим на одну из Частиц некогда существовавшего Олимпа.
– Я не отрицаю того, что он не подговорен тобой, ты бы так не рискнул. Не отрицаю того, что он желает лучшего людям. Я не отрицаю, и что сам он - не бунтовщик, - первосвященник все-таки сделал два разделявших их шага и оперся локтями о каменное заграждение перед самым началом склона.
– Да вот только он желает всем дать то, что дано лишь немногим, а пребывание в облаках наказывается болезненным ударом об землю - и не только для него, префект, но и для нас тоже.
– Ты ведь говорил о Понимании?
– Понтий повернул голову, всаживая острый взгляд в собеседника.
– Понимание приходит со временем, оно вовсе не дар Божий. Пониманию можно научить…