Атаман всея гулевой Руси
Шрифт:
– Наша ночь, воровская! – с чувством удовлетворения промолвил Однозуб. – Сулит удачу!
Из темноты на коне, сопровождаемый многими казаками, вынырнул Разин.
– Как, старый, всё готово?
– Сейчас последний воз поправлю, и можно трогаться в путь.
Двигались осторожно, опасаясь привлечь к себе внимание дозорных на городских пряслах.
Федот шёл, держась рукой за воз, рядом посапывал Кондратка. Казалось, что прошли много, но когда завиднелся поднятый над землей огонь, Федот понял, что они вблизи наугольной башни. Чуть пройдя её, все остановились. Кондратка и Федот не отходили от своего воза,
Из темноты рядом с Федотом появился казак.
– У тебя порох есть? – тихо спросил он.
– Есть, полный куль. Мы с Кондраткой его куда надо унесем.
– Держитесь за меня, – сказал казак. – Здесь рядом.
Они подошли ко рву, казак каким-то нюхом отыскал мост, а за мостом, почти на вершине вала они приникли к земле. Ждали недолго, с прясла послышался тихий шелестящий свист, и темнота вокруг ожила: казаки Корня бесшумно с лестницами в руках полезли на прясло. Сверху на землю падали концы веревок, которые сбрасывали те, кто уже добрались до верхнего облома. Казаки привязывали к веревкам большие пуки смолья. Один конец веревки упал подле Федота. Сопровождавший его казак быстро привязал им куль пороха и легонько свистнул.
В этот миг ночь осветилась ярким пламенем, вспыхнула, как свеча, нижняя часть наугольной башни, огромные бело-красные языки огня, подхваченные резкими порывами ветра, взметнулись, рассыпая огненные искры, вверх, и тишину разорвала частая пальба. Половина казаков Корня напали на солдат, которые сторожили наугольную и срединную башни. На помощь солдатам спешили их товарищи, по лестницам на прясло лезли казаки, среди которых были подхваченные общим порывом схватки и суматохой Федот и Кондратка.
Часть казаков пытались завладеть башнями, где затворились за бревновыми дверями солдаты, другие казаки зажигали смолье и что есть силы швыряли его на крыши городских крыш и амбаров. Скоро ближняя к пряслу часть города загорелась, и тогда Федот и Кондратка стали кидать на огненные места мешочки с порохом, которые, взрываясь, расплёскивали пламя по всей округе.
Наконец, ударили набатные колокола на проездных башнях, оповещая синбирян о новом приступе воровских казаков. Воевода в полотняном спальнике выбежал на крыльцо и с ужасом увидел, что горит наугольная башня и часть изб и амбаров, а промеж них мечутся растерянные обыватели и ратники. Зачембарив кое-как долгий подол спальника в штаны, обув на босую ногу сапоги, Милославский влез в кафтан и, забыв шапку, вновь выбежал на крыльцо, где лоб в лоб столкнулся с Ермолаевым.
– Уходить надо, Иван Богданович! – упав на колени, взмолился дьяк. – Заживо сгорим!
Воевода со всего размаху отвесил Ермолаеву оплеуху и, переступив через него, побежал к наугольной башне, которая больше чем наполовину была охвачена пламенем. В ней, запершись со всех сторон на втором, что вровень с пряслом, ярусе, находились восемь солдат во главе с капитаном Мигуновым. Башня уже была сильно задымлена, огонь захлестывал в бойницы.
– Уходим наверх! – велел капитан, и все кинулись вслед за ним. На верхнем ярусе дышалось легче. Мигунов выглянул в бойницу, поленница
– Берегите глаза! – крикнул капитан.
Внизу оглушающее сильно громыхнуло, в башню плескануло дымом и огненными искрами. Мигунов выглянул в бойницу, пороховой взрыв разметал поленницу по всей округе, дыма стало явно меньше, но большие языки пламени охватили сруб прясла. В пол яруса кто-то начал стучать, затем непотребно лаяться. Все узнали голос воеводы. Двое солдат подняли тяжелое творило и открыли Милославскому доступ наверх.
– Проспали воровской приступ! – кричал он, тяжко вылезая на ярус. – Где Зотов? Завтра всех возьму в розыск! Почему воры еще на прясле?
Капитан под этим напором попятился к срубу, воевода продолжал наступать, Мигунов уже притиснулся к бойнице и вдруг разулыбался во всю свою вычерненную сажей рожу. От такой наглоты Милославский опешил и только смог затопать ногами.
– Бог дал нам дождя, князь! – воскликнул Мигунов. – Мы спасены!
Милославский оттолкнул капитана от бойницы и высунулся наружу. На его непокрытую голову обрушился ливень, срубы прясла шипели, извергая пар. Казаки по веревкам и лестницам бежали вниз.
– Немедля поставлю рублёвую свечу Николе-угоднику! – побожился воевода. – А тебе, капитан, дам выжрать столько вина, сколь в тебя влезет!
По выгоревшим наполовину верхним мостам от срединной башни к наугольной осторожно пробирался полковник Зотов.
– Глеб Иванович! – крикнул воевода. – Не расшибись!
Полковник успешно преодолел последний пролом и влез в башню.
– Каков вор Разин! – сказал он. – Так-таки устроил нам каверзу. Ведь на волосок были от того, что вспыхнет целиком весь город.
– Отвёл, Господь, от Синбирска беду! Я сейчас иду в соборную церковь, дал обет на рублевую свечу. А ты, Глеб Иванович, со мной или как?
Полковник в Бога верил по-солдатски: звал его перед боем и забывал после схватки, как бы она ни завершилась.
– У меня всего денег алтын, Иван Богданович, – сказал он.
– Что же, алтын так алтын. Господь не отвергнет и столь хилого дара.
Дождь лил ливмя, время от времени в небе что-то с оглушающим треском ломалось так, что вздрагивала земля и всё, что на ней было. Разин на своём боевом коне ехал к острогу с поднятым кверху взором, словно искал в бесновании туч, молний и громов того, кто опять сотворил дурно ему и его войску. Рядом с ним месили ногами грязь казаки Корня. Их погибло немного, но они были недовольны, что пришлось уйти с прясла, когда, казалось, готов был возгореться весь город.
Перед въездом в острог гроза достигла своей окончательной мощи, почти над самой головой Разина со скрежетанием и треском сломалась громадная молния, и атаман и его боевой конь покрылись мелкими пляшущими огоньками, которые, подпрыгивая, стали стекать с них вниз и уходить в землю. Казаки и мужики восприняли это свечение атамана и его коня с безмерным страхом, и вскоре по всей Руси пошел слух, что Степану Тимофеевичу было Божье благословение на его дела летучим небесным пламенем.