Атавизм
Шрифт:
====== Часть 15 ======
С этого дня, я стала внимательнее, и начала замечать некоторые странности.
Во-первых, Танарет обожал доедать за мной. Он отнимал у меня надкушенные плоды, облизывал мои ложечки и прихлебывал вино из моих бокалов.
Во-вторых, ношенные мной вещи пропадали бесследно. Когда я попросила Сонну вернуть мне после стирки некоторые особо полюбившиеся шмотки, она удивленно ответила, что Танарет регулярно забирает их и вообще сам занимается моим гардеробом. Все это можно было бы объяснить фетишистскими вывертами мага, если бы не один случай. Это произошло на приеме у Истатука, который вообще частенько проводил время с нами. Мы тренировались с Фатти. Эти
Танарет вскочил, и страшно ругаясь, бросился к нам.
Но самое интересное было не в том, как он колотил самонадеянного фаворита, самое интересное происходило с Истатуком.
Маг застыл в своем кресле, словно молнией пораженный. Руки его сжимали подлокотники, ноздри раздувались. Он медленно поднялся и сделал несколько шагов по направлению ко мне, на лице его сменялась целая гамма эмоций. Потом он остановился, повернулся и опрометью бросился прочь. Когда мы улетали, он даже не вышел из своих покоев, передав через слугу, что внезапно почувствовал себя плохо.
Это происшествие весьма озадачило меня. Я раздумывала до глубокой ночи и пришла к выводу, что настало время поговорить с Танаретом начистоту.
Утвердившись в этом решении, я встала с постели и отправилась через спящий замок прямо в комнату мага.
Не доходя еще до его апартаментов, я почувствовала, что он не один. Я остановилась, увидев полоску света, вырывающуюся из приоткрытой двери. Поколебавшись, я решила рискнуть, зная, что у себя дома Танарет никогда не беспокоился о своей безопасности. Расположившись рядом со статуей, стоявшей прямо напротив двери, я принялась наблюдать. Посреди комнаты зала стоял Истатук. Голова его поникла, плечи сгорбились.
– Я прошу тебя снова, я умоляю тебя, отдай ее мне! Ты же знаешь, как я страдаю!
– Чего это ради, я должен отдавать ее? Она моя! Я охотился за ней три луны, с тех пор как яснитель Вав рассказал мне о битве на Серебрянке.
– Тогда продай! Я отдам тебе Колесницу, она почти не повреждена! Ты же хотел разобраться!
– Мне это уже не нужно. Во-первых, у меня есть Колесница, во-вторых – что я буду делать, вылетев отсюда?! Нет, дружок, звезды – не для нас! Сознаюсь, мне опостылела эта планета, опостылели все эти любовницы, эта трава и это солнце, мне противны все вы, друзья Маги – Наместники, с вашими замшелыми рожами! Мне до боли надоел я сам! Мне скучно уже три тысячи лет, и осталось только одно, что я еще не попробовал!
Истатук вдруг вздрогнул всем телом и рухнул на колени. Он поднял голову, глаза его горячечно блестели, лицо потемнело.
– Отдай! Видишь, я на коленях!!!
Танарет заложил руки за спину и прошелся по залу. Плечи его расправились, лицо освещало едва сдерживаемое торжество.
– Ты на коленях! Вот это уже интересно! До чего дошел великий Маг – Наместник Истатук! Впрочем, я всегда знал, что ты слаб. Я знал это, даже когда ты попирал Черного Салра, я знал это, когда толпа несла тебя на плечах до самого Саронтека! И вот теперь, я убедился окончательно! – он покачался на носках, смакуя свою победу. – Да, ты просто слаб! Когда ты заполучил свою колдунью, ты не смог добиться ее расположения, ты просто
Истатук затрясся как в лихорадке. Я слышала, как скрипят его зубы.
– Я не такой как ты! – продолжал Танарет. – Эта женщина полюбит меня! Полюбит, и я познаю такие бездны наслаждения, какие тебе и не снились! Да, я познаю Пределы, а потом избавлюсь от наваждения! Я, я первый сделаю это!!! – он потряс кулаком, лицо его сияло.
– Как, как ты сделаешь это?! Посмотри на меня, посмотри на мое унижение! Это только муки!!! Зачем ты лезешь в петлю?! – закричал Истатук, вскакивая на ноги.
– Тише, ты разбудишь мою девочку, – издевательски промолвил Танарет. – Я, Танарет Гордец, нашел средство.
– Какое, какое, скажи мне, друг!
– Тебе это уже не поможет, но я скажу! Для этого нужна свежая кровь колдуньи. Вся кровь, Истатук, вся. В течение трех часов из нее приготавливается эликсир, что спасет околдованного.
Истатук вдруг схватился за голову, замычал, и тяжело рухнул в стоявшее поблизости кресло. Он закачался в нем как от сильной боли: взад-вперед, взад-вперед. Потом из-под сомкнутых рук глухо донеслось:
– Давай сделаем это сейчас. Давай сделаем, и я буду твоим рабом до конца дней!
– Заманчиво, но несвоевременно! Ты мне уже не нужен.
Танарет будто бы случайно достал из кармана кусок ткани, в котором я узнала часть моей любимой туники. Танарет передал его Истатуку словно платок. Тот машинально поднес тряпку к лицу и вдруг замер, вытянувшись. Лицо его перекосило, глаза вылезли из орбит, он оскалился в безумной улыбке.
– А-а-а! Так ты уже горишь!!! Горишь на моем костре, подлый пес! Ну подожди, мерзавец, ты еще вспомнишь, вспомнишь как я просил тебя. Погоди, отольется тебе мое унижение! – он вскочил, охваченный буйством. – А доколе ты живой, пес, доколе живой – я сам поквитаюсь с тобой! Я сам возьму что захочу: возьму ее, возьму твой замок, твои владения, и тебя, гада, в придачу! Ты закончишь свои дни в собачьей конуре на моем подворье! А она, – он потряс тряпкой. – Она будет приносить тебе объедки с моего стола! Я, Истатук Великий, объявляю тебе войну!!! – он швырнул ткань на пол, и вихрем вылетел в дверь, пронесшись мимо меня как ураган.
Танарет постоял немного, глядя ему вслед.
Потом он тихо рассмеялся, поднял ткань с пола, и, приложив ее к лицу, шумно втянул воздух. Не помня себя, я добралась до своей комнаты. Меня трясло. Мысли путались. И я металась по своим залам, как безумная. Меня охватила паника, и я никак не могла найти опору в этом безумном мире. Так прошла вся ночь.
Утром я сидела посередине «полигона» опустошенная. Одни и те же тоскливые мысли все крутились в моей голове, как заезженная пластинка. На рассвете в дверь стукнули. И я вздрогнула, едва найдя в себе силы ответить.
Фатти вошел, и, блеснув зубами, запер дверь на ключ.
Потом он подкинул его в воздух, испепелив на лету зеленой молнией. Я угрюмо взирала на все это представление, сидя на середине своего «плацдарма». Он плюхнулся рядом, и уставился на меня, сверкая своей очаровательной улыбкой. Он явно торжествовал, и я ждала изложения, мечтая только об одном: чтобы оно оказалось кратким, и чтобы Фатти поскорее убрался, оставив меня с моими мыслями.
– Ну, вот, тетя Мара, – сказал он издевательским тоном. – Теперь нам никто не помешает поговорить по-душам. Скоро ты уберешься отсюда!