Атлантическая премьера
Шрифт:
– В этом вы можете не сомневаться, сэр, – ухмыльнулась Соледад, – мы уже давно понимаем вас правильно, а вот вы пока еще не понимаете или не хотите понять того, что может вам грозить из-за вашей недальновидности.
Ко мне снова подошел охранник и прошептал в ухо:
– Сейчас покажи, что ты не согласен со мной. Как и было условлено, я со строгим лицом покачал двумя пальцами из стороны в сторону.
Мой жест опять вызвал какое-то беспокойство мистера Купера, и от этого мне стало очень смешно, хотя я и должен был, наверно,
– Ваш супруг действительно не понимает по-английски? – обеспокоено спросил он, бросая на меня еще один испуганный – это уж точно! – взгляд.
– Ну, кое-что, конечно, понимает, – вальяжно ответила Соледад, – но, к сожалению, не владеет разговорным языком.
– Как вам кажется, миссис Родригес, – с превеликой осторожностью произнес Купер, – ваш супруг до конца сознает, какой контрольный пакет он желает получить?
Черт меня дернул, но я утвердительно кивнул! Охранник, стоявший за моей
спиной, напрягся, я почуял, что могу не прожить даже нескольких секунд, если Соледад моя инициатива не понравится. Но она только мило улыбнулась, и сказала:
– Слова «контрольный пакет» он понимает без перевода.
Я опять улыбнулся, а мистер Купер сказал:
– Я согласен, сэр.
Охранник нагнулся к моему уху и велел:
– Вставай, выходи из салона и иди к себе в каюту! Я утвердительно кивнул, а затем встал и, не глядя на Купера, прошел мимо Соледад. Тут мне пришла в голову фантазия, которая опять-таки, наверно, могла стоить жизни. Я взял Соледад за запястье и поцеловал ее надушенную ручку. Ответом была милая улыбка, но кто знает, что за ней скрывалось?
Кое-что о Соледад
Охранники почтительно сопроводили меня до дверей каюты, но когда я вошел туда, заперли на ключ.
Я снял с себя все одеяние и повесил в гардероб, плюхнулся на кровать в одних плавках и закинул руки за голову. Похоже, моя миссия кончалась и очень скоро сеньора Родригес могла овдоветь. Сеньор Родригес мог умереть от сердечного приступа, от солнечного удара или погибнуть в авиационной катастрофе, правда, так и не узнав, зачем он, собственно, был нужен.
На душе стало препаршиво. Обращаться к Господу Богу, как я понял, для меня было бесполезно, ибо я нагрешил столько, что геенна огненная должна была поглотить меня с головой. Не было, к сожалению, и полной уверенности в том, что Бога не существует, а мои неприятности, начавшиеся со дня рождения, на этом закончатся.
Провалялся я так примерно два часа. Потом услышал, как скрежещет замок, и сердце у меня на секунду остановилось. Очень велика была вероятность того, что пришла мадам с острой и хорошо отточенной косой.
Пришла мадам, но не та. Явилась Соледад. Видимо, она только
– Победа! – сказала она, сияя. – Ты мне очень помог, Анхель, и я хочу тебя поблагодарить Оранжевое платье она стащила через голову, и через минуту на ней не осталось ни клочка одежды. Даже серьги сняла.
– Как я тебе нравлюсь, бэби? – Соледад отставила одну ногу, уперла руки в бока, крутнулась на одной ноге, изящно подогнув вторую.
– Идем в душ, – она схватила меня за руку и потянула за собой. В душе она спустила с меня плавки и обняла за талию, щекоча курчавыми жесткими волосками тот инструмент, который намеревалась привести в действие. Пустив теплую воду, которая полилась сверху на наши головы и заструилась ручейками по и без того влажной от пота коже, Соледад спросила:
– Ты боишься меня? Скажи честно!
– Боюсь, – ответил я, ничуть не покривив душой, – ты красивая, но опасная змея.
– Это хорошо, что ты боишься, – заметила Соледад, – и хорошо, что не врешь. А я тебя ничуть не боюсь, хотя ты большой, сильный и наверняка можешь убить меня несколькими способами, не выходя из каюты.
– Это потому, что ты уверена в своих ребятах, – предположил я, – ты знаешь, что по первому твоему писку они вышибут двери и сделают из меня… я даже не знаю что.
– Дело не только в этом, – опуская свои пышные волосы ко мне на грудь и припадая щекой, сказала Соледад. – Я вообще не боюсь смерти. Мне интересно, как она приходит к другим, и будет любопытно испытать это самой. Жаль, что это нельзя будет повторить дважды.
Набрав в ладонь темно-зеленого, пахнущего яблоками шампуня, Соледад присела на корточки и стала мылить мои мужские части. Она делала это с явным удовольствием, и нежность ее рук не прошла бесследно.
– В первый раз я стояла к тебе спиной и не разглядела… – Соледад отступила на шаг, положила на ладонь крепкую напрягшуюся трубку, пульсирующую от прилива крови, а потом погладила ее сверху второй ладошкой.
Пена была смыта, и она упала на колени… Влажные губы, легкий укус зубов, небо, пупырышки горячего скользкого языка. Ладони, скользящие по моим бокам, волосы, мокрые и щекочущие живот, – я млел от восторга и, подогнув колени, чуть-чуть покачивался. Она словно бы высасывала из меня леденящий страх перед самой собой.
Но я все равно боялся, пусть где-то очень глубоко, на каком-то десятом уровне подсознания. Кто знает, что будет через секунду? Ведь какой-нибудь парень из ее команды мог неслышно войти в комнату и подойти к той стенке, к которой обращена моя спина, с пистолетом. Они могли заранее обусловить всю процедуру, и Соледад не случайно стоит на коленях. Пластик, из которого сделана перегородка между ванной и туалетом, тонкий, и моя тень сквозь него просвечивает. Один выстрел в абрис моего затылка со стороны туалета – и все!